Владимир Резник
САДЫ ЭДЕМА
Ученик спросил мастера дзен Содзана:
— Что на свете самое ценное?
— Дохлая кошка, — ответил учитель.
— Почему? — попытался выяснить ученик.
— Потому что никто не может назвать её цену, — ответил Содзан.
Двадцать раз за день — столько сигарет я разрешаю себе выкуривать ежедневно — я смотрю с балкона на огромный, занимающий чуть ли не полстены стоящего напротив дома плакат, и представляю, что там, за этой побуревшей от времени и городской копоти тканью и грязным кирпичным фасадом за ней находится моя следующая и на этот раз последняя квартира. С потускневшей рекламы радостно улыбаются две светловолосые женщины: молодая полногубая, в белом медицинском халате, и пожилая — седая, добродушная и счастливая. Ниже зелёными вычурными буквами выписано название: «Эдемский сад» и номер телефона, который следует набрать, чтобы оказаться в их счастливой компании. Я не позвонил. Но раз, проходя мимо центрального входа, заглянул внутрь. Вместо милой молодой блондинки за стойкой оказалась старая и тощая мексиканка с длинными разноцветными ногтями. Не сразу оторвавшись от телефона, она злобно поинтересовалась, какого чёрта я тут забыл? Я не нашёл ответа.
То был финальный этап моей проигранной войны с курением. Я следил за собой тщательно и безуспешно: то покупал портсигары и укладывал в них назначенную себе дневную норму (начинал с наивных десяти), то отсчитывал и выкладывал рядком на столе, как последние патроны, разрешённое количество и чуть ли не запирал остальное — ничего не помогало. Тогда я стал просто открывать одну пачку на день — и всё равно регулярно пытался сжульничать, залезть в будущее, клятвенно обещая себе, что завтра ограничусь оставшимися. В результате всё-таки остановился на двадцати — поражение, конечно, но всё ж не капитуляция.
Двадцать раз в день я стряхиваю пепел в сырую землю цветочного горшка, зазимовавшего на балконе, и думаю, какой степенью глухоты или идиотизма надо было обладать, чтобы назвать шестиэтажный, краснокирпичный, пропахший старостью, болезнями и тоской дом престарелых «Эдемским садом»?
Он появился тут задолго до того, как выстроили кооператив, в который я вот уже год как перебрался и где с широкого балкона в просвет между соседними многоэтажками каждый вечер любуюсь закатом. Восхода с моего балкона не видно. Хороший, кстати, кооператив, и квартира отличная: большая, просторная и тихая. Только вот не спится мне в ней: то кошмары снятся, то призраки мерещатся, и ворочаюсь полночи с боку на бок и проклинаю себя за то, что решил сюда переехать — да поздно.
Обитателей «Эдемского сада» я вижу почти ежедневно, когда прохожу мимо приюта, направляясь на прогулку в расположенный неподалёку парк. Они курят на открытой веранде, обращённой к шумной, вечно загруженной дороге. Веранда маленькая, помещаются не все, и некоторые постояльцы выносят матерчатые складные стульчики или потёртые плетёные кресла-качалки прямо на тротуар. Вскоре после переезда я уже знал многих в лицо и даже пытался здороваться, но, как правило, не получал ответа. Лица сидящих оставались безучастны и серы. Впрочем, с одним жильцом я всё-таки сдружился. Позже я стал замечать их на улице, выделять из толпы. Обычно они независимо от погоды легко, по-домашнему одеты и всегда неуклюже спешат: в ближайшую лавочку или на открытую круглосуточно автозаправку за сигаретами и кофе, а то и в магазин спиртного, откуда выходят с заговорщицким видом, пряча на груди коричневый пакет с запретной добычей. Похоже, что этот «Эдем» — бюджетный вариант рая, куда направляются тела (пока ещё тела) счастливцев, не заработавших, не отложивших и не скопивших за свою долгую жизнь достаточно, чтобы претендовать на Рай посолиднее. Иногда по выходным я вижу приехавших навестить счастливых «эдемцев» родственников — потёртых жизнью немолодых детей и хмурых внуков, не отрывающихся от телефонов и мечтающих поскорее удрать домой. Не знаю, доплачивают ли детки что-то за пребывание своих непосредственных творцов в этом «раю», но подозреваю, что если и да, то с большой неохотой, и с огромным облегчением узнают, что платежи можно остановить, в связи с отбытием клиента в иные Эдемы.
Каждый вечер часов около семи из двери чёрного хода, скрытой от моих глаз козырьком навеса, выходит переваливаясь полная пожилая женщина. Прямые и редкие седые волосы скручены в пучок на макушке, круглые очки. Глаз с балкона не разглядеть, но мне почему-то кажется, что они водянисто-голубые. Она закуривает, кладёт наземь что-то принесённое: то ли блюдце с едой, то ли просто кусок чего-то, оставшегося от ужина, и начинает звать: «Кити, Кити…» Так она кричит несколько минут, докуривает сигарету и возвращается внутрь. На зов никто не появляется. Никогда. Бродячих кошек в районе немало, возможно кто-то из них потом и съедает оставленное, но я ни разу этого не видел. Один из моих соседей по дому — высокий пожилой врач с нервным тиком и смазливой молоденькой женой — рассказал, что никакой кошки и не было, по крайней мере, те почти десять лет, что женщина живёт в этом «райском саду». Может когда-то и существовала в той прежней, «до-райской» жизни, но давным-давно сдохла. А женщина — просто тихая сумасшедшая. Обитатели нашего кооператива давно смирились с этим ежевечерним призывным зовом и даже добродушно посмеиваются: Который час? Да семи ещё нет — ведь Китти ещё не звали ужинать.