— А я уже сделал. И думать нечего.
С того, видать, и пошло. Невесёлая стала жизнь у Николая. Проявил характер — в глаза Сергунцову высказал, что́ думал. Закон, мол, есть закон, и нарушать его негоже.
Смотрел на Николая, слушал и ушам своим не верил. Неужто тот это Николай, что яблоньку мою припалил?
Рапорт этот, сказали ему, не для нас с тобой нужен, прогрессивки и так хватает. Для подъёма масс надо, для политики...
Николай же — на своём:
— Филькину грамоту подписывать не стану. А на политику нечего возводить напраслину. Она в нашей стране на правде строится.
— Ну что ж, пеняй на себя. Подумаешь, велика птица. Мы тебя выдвинули, мы тебя и задвинем.
Это ему такие слова Сергунцов говорил, что на новоселье гулял и со мной собеседование имел.
Николай мой рукой махнул:
— На объекты-то ездили, товарищ Сергунцов? — спрашивает. — В новых квартирах бывали? Нет, не у начальника управления на новоселье, а в тех квартирах, что под сдачу суём? Газ не подведён, горячей воды нет, мусоропровод, лифт бездействуют. Как сдавать будем?
— Дело дней, — отвечает. — Тут дорога́ ложка к обеду. Обязательство наше горит. Коли подпишешь — стимул появится. Бери ручку.
Николай головой мотнул — ни в какую.
— Вот он, товарищи, оказывается, какой. А мы-то верили в него... Квартиру дали.
— Моя вина, что взял.
— Как же ты теперь с Сергунцовым? — спрашиваю. — Ведь по работе вам приходится встречаться. Как он к тебе относится?
— Он умный мужик. Всё как прежде. До случая.
Лида не выдержала, напустилась:
— Во всём этом ты, папа, виноват. Учишь благородству, принципиальности. Почему не подписать то, что другие подписывают? Раз надо, значит надо. Один в поле не воин.
Вот так. В таком духе.
Господи, думаю! Кого воспитал? Кому пример подавал?
— Лида! Прекрати. Сейчас же!
Спасибо Николаю. Навёл порядок в собственном доме, да и в моей душе.
Рапорт всё же послали. Без подписи Николая. И даже в газетах напечатали.
Обстановка довольно натянутая, словно струны на арфе Вероники. Слушал однажды в жизни, в садах наших, тихий её концерт.
Недавно сняли Сергунцова.
Как и следовало ожидать, то, что проделал он с рапортом, никому не нужно — и государству, конечно, прежде всего.
Николай нанёс начальнику сокрушительный удар. Выступление его на партийном собрании в тресте дошло до райкома. Он пришёл к нам после собрания возбуждённый, распалённый. Его сопровождала Лида: в острые моменты она всегда рядышком с мужем.
— Может, не по-товарищески? Может, подсидел? Неверно. Я предостерегал. Хотел удержать, потому что видел — катится человек по наклонной. Перед ним уже, можно сказать, про́пасть, а он своё, на связи надеется. Связи у него есть где-то в главке или министерстве. Но, помилуйте...
Видно, что-то мучило Николая, так как всё время он доказывал себе, доказывал вслух, что только принцип руководил им.
— Теперь такие пируэты не проходят, всё стало строже. Нынче звонарей не любят, всё по-деловому, по букве и духу закона. Дал обязательство — выполняй. Но только без декоративного оформления. Сергунцов же обязательство дал, покрасовался на трибуне, обворожил публику да и сел на мель. Рапорт тащит — авось пройдёт, ещё на месяц-другой оттянет провал. Не дали — засекли. Как может такой руководитель пользоваться уважением масс? Он временщик, лишь бы сегодня «роскошно» выглядеть, а что будет завтра, его не интересует.
— Неужто в таком духе выступал? — спрашиваю я зятя.
— Точно, — отвечает. — Сергунцов не обидится, коли человек, поймёт, что не мог иначе я, не мог, потому что перестал бы уважать себя. Если же хлюпик — туда и дорога, уходи, недостоин стоять во главе.
— Молодец, Николай. Так держать! Вот она, твоя биография. Повесомее стала. Раз смело пошёл против зла — это уже началась биография.
Он же не слушает, всё ещё там на собрании, всё живёт его боевым духом.
Вслед за Николаем выступили другие коммунисты, поддержали.
Лида слушала мужа, ахала и вздыхала: «Как могли держать такого? Только, видно, у строителей это возможно...»
— Что же, по-твоему, получается, строители — чёрной кости? — Николай не прощал обиды. — Или ты не то хотела сказать?
— То́ я хотела сказать! — вдруг взорвалась Лида. — У вас в самом деле какая-то артель. Металлурги никогда бы, никогда...
— Послушай, душа моя, — спокойно сказал Николай, притушив сигарету о блюдечко, чего терпеть не может моя жена. — И среди металлургов, и среди строителей встречаются люди с моральным изъяном.