Лось увидел, – невдалеке, на уступчатой террасе дома, поднялась плечистая фигура Гусева. Пять-шесть кораблей сейчас же повернули в его сторону. Он поднял над головой огромный камень и швырнул его в ближайшую из галер. Сейчас же сверкающие крылья закрыли его со всех сторон.
Тогда Лось побежал туда через площадь, почти летел, как во сне. Над ним, сердито ревя винтами, треща, озаряясь вспышками, закружились корабли. Он стиснул зубы, глаза пронзительно, зорко отмечали каждую мелочь.
Несколькими прыжками Лось миновал площадь, и снова увидал на террасе углового дома Гусева. Он был облеплен лезущими на него со всех сторон марсианами, – ворочался, как медведь, под этой живой кучей, расшвыривал ее, молотил кулаками. Оторвал одного от горла, швырнул в воздух, и пошел по террасе, волоча их всех за собой. И упал.
Лось закричал громким голосом. Цепляясь за выступы домов, поднялся на террасу. Снова из кучи визжащих тел появилась выпученная, с разбитым ртом, голова Гусева. Несколько солдат вцепились в Лося. С омерзением он отшвырнул их, кинулся к ворочающейся куче и стал раскидывать солдат, они летели через балюстраду, как щенки. Терраса опустела. Гусев силился подняться, голова его моталась.
…За озерами стоял свежий, нерастраченный корпус генерала Оборовича: его берегли к концу. И теперь час настал. Когда левый сектор белых, окровавленный и разбитый, сползался за вторую колючую сеть и пешие настигали его железом, сбыченными лбами, глыбами танков – он рванулся с правого, растекаясь в просторы тучами конных фаланг. Это с убийственным вращением лезвий, с тусклым холодом глаз – в бреши живых, теплых, раздавливаемых тел мчались те, которые уже были убиты.
Была мгновенно прорвана тонкая завеса пеших против правого сектора. Конные растекались уже сзади – во взбесившиеся обозы, в марширующие резервы, в лавы опрокинутых, зажимающих головы руками. Корпус обходил фланг армии.
Лось взял его на руки, – он был не тяжелее годовалого ребенка, вскочил в раскрытую дверь, и положил Гусева на ковер в низенькой комнате, освещенной заревом.
Гусев хрипел. Лось вернулся к двери. Мимо террасы проплывали корабли, проплывали высматривающие востроносые лица. Надо было ожидать нападения.
– Мстислав Сергеевич, – позвал Гусев; он теперь сидел, трогая голову, и плюнул кровью, – всех наших побили... Мстислав Сергеевич, что же это такое?.. Как налетели, налетели, начали косить... Кто убитый, кто попрятался. Один я остался... Ах, жалость!..
Он поднялся, дуром ткнулся по комнате, шатаясь остановился перед бронзовой статуей, видимо, какого-то знаменитого марсианина. – Ну, погоди! – схватил статую и кинулся к двери.
– Алексей Иванович, зачем?
– Не могу. Пусти.
Он появился на террасе. Из-за крыльев проплывавшего мимо корабля блеснули выстрелы. Затем, раздался удар, треск. – Ага! – закричал Гусев. Лось втащил его в комнату, захлопнул дверь.
– Алексей Иванович, поймите – мы разбиты, все кончено. Нужно спасать Аэлиту.
– Да что вы ко мне с бабой вашей лезете!..
Он быстро присел, схватился за лицо, засопел, топнул ногой, и точно доску внутри его стали разрывать:
– Ну и пусть кожу с меня дерут! Неправильно все на свете. Неправильная эта планета, будь она проклята! «Спаси, говорят, спаси нас!»... Цепляются... «Нам говорят, хоть бы как-нибудь да пожить. Пожить!..» Что же я могу? Вот – кровь свою пролил. Задавили. Мстислав Сергеевич, ну, ведь сукин же я сын, – не могу я этого видеть... Зубами мучителей разорву...
Он опять засопел и пошел к двери. Лось взял его за плечи, встряхнул, твердо взглянул в глаза:
– То, что произошло – кошмар и бред. Идем. Может быть, мы пробьемся. Домой, на землю.
Гусев мазнул кровь и грязь по лицу:
– Идем!
Они вышли из комнаты на кольцеобразную площадку, висящую над широким колодцем. Винтовая лесенка спиралью уходила вниз по внутреннему его краю. Тусклый свет зарева проникал сквозь стеклянную крышу в эту головокружительную глубину.
Лось и Гусев стали спускаться по узкой лесенке, – там внизу было тихо. Но наверху все сильнее трещали выстрелы, скрипели, задевая о крышу, днища кораблей. Видимо, началась атака на последнее прибежище Сынов Неба.