Гусев звал ее Ихошка, хотя имя ей было – Иха, племянница управляющего, смешливая, смугло-синеватая, полненькая девушка.
Она живо пробежала мимо Гусева, только сморщила нос в его сторону. Гусев приноровился было дать ей сзади леща, но воздержался. Сидел, курил, поджидал.
Действительно, Ихошка скоро опять явилась с корзиночкой и ножиком. Села невдалеке от «Сына Неба» и принялась чистить овощи. Густые ресницы ее помаргивали. По всему было видно, что – веселая девушка.
– Почему у вас на Марсе бабы какие-то синие? – сказал ей Гусев по-русски. – Дура ты, Ихошка, жизни настоящей не понимаешь.
Иха ответила ему, и Гусев, будто сквозь сон, понял ее слова:
– В школе я учила священную историю, там говорилось, что Сыны Неба – злы. В книжках одно говорится, а на деле получается другое. Совсем Сыны Неба не злые.
– Да, добрые, – сказал Гусев, прищурив один глаз.
Иха подавилась смехом, кожура шибко летела у нее из-под ножика.
– Мой дядя говорит, будто вы, Сыны Неба, можете убивать взглядом. Что-то я этого не замечаю.
– Неужели? А чего же вы замечаете?
– Слушайте, вы мне отвечайте по-нашему, – сказала Ихошка, – а по-вашему я не понимаю.
– А по-вашему у меня – говорить – не складно выходит.
– Чего вы сказали? – Иха положила ножик, до того ее распирало от смеха. – По-моему – у вас на Красной Звезде – все то же самое.
Тогда Гусев кашлянул, придвинулся ближе. Иха взяла корзинку и отодвинулась. Гусев кашлянул и еще придвинулся. Она сказала:
– Одежду протрете – по ступенькам елозить.
Может быть Иха сказала это, как-нибудь, по другому, но Гусев, именно, так и понял.
– Да-с, мамзель, разговорец у нас выходит магнитный.
Гусев сидел совсем близко. Ихошка коротко вздохнула. Нагнула голову и сильнее вздохнула. Тогда Гусев быстро оглянулся по сторонам и взял Ихошку за плечи. Она сразу откинулась, вытаращилась. Но он, очень крепко, поцеловал ее в рот. Иха, изо всей мочи, прижала к себе корзинку и ножик. Так-то, Ихошка. – Она вскочила, убежала.
Гусев остался сидеть, пощипывая усики. Усмехался. Солнце закатилось.
…А в ночи были поля и поля: земля черная молча лежала. Дули ветры по межам, по невидимому кустарнику балок, по щебнистым пустырям, там, где раньше были хутора, скошенные снарядами, по дорогам, истоптанным тысячами тысяч – теперь уже умерших и утихших – по дорогам, до тишайшей одной черты, где лежали, зарывшись в землю, живые и сторожкие; и впереди в кустарнике на животах лежали еще: секрет. Туда дули ветры.
Высыпали звезды. К самым ступенькам подкрался какой-то длинный, мохнатый зверек и глядел на Гусева фосфорическими глазами. Гусев пошевелился, зверек зашипел, исчез тенью.
«Да, пустяки эти надо, все-таки, оставить», – сказал Гусев. Одернул пояс и пошел в дом. В коридоре, сейчас же, мотнулась перед ним Ихошка. Он пальцем поманил ее, и они пошли по коридору.
– Ты, Ихошка, так и знай: если что – я на тебе женюсь. Ты меня слушайся. (Иха повернулась к стене лицом, – уткнулась. Он оттащил ее от стены, крепко взял под руку.) Погоди носом соваться – я еще не женился. Слушай, я, Сын Неба, приехал сюда не для пустяков. У меня предполагаются большие дела с вашей планетой. Но человек я здесь новый, порядков не знаю. Ты мне должна помогать. Только, смотри, не ври. Вот что ты мне скажи, – кто такой наш хозяин?
– Наш хозяин, – ответила Иха, с усилием вслушиваясь в странную речь Гусева, – наш хозяин – властелин надо всеми странами Тумы.
– Вот тебе здравствуй. – Гусев остановился. – Врешь? Как же он официально называется? Король, что ли, или богдыхан? Должность его какая?
– Зовут его Тускуб. Он – отец Аэлиты. Он – глава Верховного Совета.
– Так.
Гусев шел некоторое время молча.
– Вот что, Ихошка: в той комнате, я видел, у вас стоит матовое зеркало. Интересно в него посмотреть. Покажи, как оно соединяется.
Они вошли в узкую, полутемную комнату, установленную низкими креслами. В стене белелось туманное зеркало. Гусев повалился в кресло, поближе к экрану. Иха спросила:
– Что хотел бы видеть Сын Неба?
– Покажи мне город.
– Сейчас ночь: работа повсюду окончена, фабрики и магазины закрыты, площади пустые. Быть может – зрелища?
– Показывай зрелище.
Иха воткнула включатели в цифровую доску и, держа конец длинного шнура, отошла к креслу, где Сын Неба сидел, вытянув ноги.