В Серенгети живут четыреста тысяч антилоп, двести тысяч зебр, примерно полмиллиона газелей. Собираясь в огромные стада, они мигрируют туда, где есть трава и влага. Многие из них устремляются в Нгоронгоро.
Мне посчастливилось видеть это потрясающее зрелище. Его нельзя описать. Надо почувствовать, как дрожит земля под ногами тысяч несущихся животных, увидеть, как впопыхах отступают перед этим живым потоком никогда не отступающие слоны; подавить в себе волнение, может, даже страх и не спрятаться, а смотреть. Смотреть и представлять, какой была Африка, когда не только в Серенгети, а повсюду бушевала эта лавина животных.
Миграции — это не хаотическое движение. Они происходят по своим, определенным путям, и большинство животных переселяются из Серенгети в Нгоронгоро и обратно по коридору между кратером Олмати и горой Макаруту. А этот район тоже открыт для скотоводов-масаев.
Что произойдет, если четвероногие жители Нгоронгоро окажутся окруженными со всех сторон масайскими маньяттами, а живая лавина из Серенгети обрушится на фермы и поля, которые масаям разрешено разбивать на склонах кратера? Как будут реагировать люди, когда плоды их многомесячного труда погибнут под копытами гну и зебр? Вряд ли тогда можно будет упрекнуть масаев за то, что они возьмутся за копья. Просто этого нельзя допустить.
Никто из противников плана заселения Нгоронгоро масаями не отрицает, что те имеют все права на своих собственных землях. Ученые выступили против изменения границ парка, потому что это приносит сомнительные выгоды масаям и в то же время ставит на карту судьбу самых уникальных уголков африканской природы. Многие поддержали «проект Диргла», по которому предлагается разбить Нгоронгоро на семнадцать зон, где поочередно, учитывая сроки миграций, масаи могли бы выпасать свой скот.
В Серонене, в научном центре имени М. Гржимека, я разговаривал с оле Сайбуллой — главным смотрителем Нгоронгоро. Сам он масай, приставка «оле» перед именем говорит о знатности его рода. Отец, дед и прадед Сайбуллы носили титул «лайбуна» — предводителя масаев Аруши. Уж кто-кто, а оле Сайбулла знает обычаи своего племени и может предвидеть результаты появления скотоводов в кратере.
И он тоже встревожен. Оле Сайбулла говорил, что людей его племени будет очень трудно удержать от охоты на леопардов — главных врагов обожаемых масаями собак — и от соблазна перебить носорогов, в целебные свойства рога которых они так верят. В населенном районе тяжело бороться с браконьерами. А рядом с масаями живет вандоробо — племя охотников. Чуть прослышав о послаблениях скотоводам, вандоробо решили, что и им можно заняться любимым делом. Охотники появились в кратере и убили за один день пять жираф. За все же время, что существует заповедник Нгоронгоро, там случайно была подстрелена одна жирафа.
Когда по крутой дороге, прорубленной вдоль склона кальдеры кратера, я выбрался наверх, уже темнело. Дымные костры — впервые за много лет масаям разрешили выжигать траву в кратере — замелькали по склонам Нгоронгоро.
Это было пробуждение, подобное сказке. Я открыл глаза, обрадовался голубому, без единого облачка небу и, приготовившись вылезать из машины, открыл дверь. Но за нею была такая же голубизна. По голубизне вместо облаков плыли зонтики акаций и ходили жирафы, но не как положено, а вверх ногами.
Только тогда я вспомнил, что, добравшись ночью до восточной части Масаиленда, я свернул в парк Нгурдото, сбился с дороги, выехал к какому-то озеру и, чтобы не въехать впотьмах в воду, решил заночевать прямо на берегу.
Самих жираф не было видно. Они ходили где-то по склонам гор, в зеленых зарослях. Но зеркало озера подглядело их и отразило в воде.
Два кафрских буйвола деловым шагом вышли из-за кустов, намереваясь, очевидно, попить воды. Но, заметив меня, остановились, постояли с минуту, а затем бросились в кусты. В прямо-таки осязаемой неестественной тишине утра загудели их тяжелые прыжки. Мне даже показалось, что немного задрожала земля.
Было холодно. Бодрый, еще не успевший пропитаться земными парами воздух ничего не утаивал. Были видны бесконечные дали, блестящие зеркальца озер, зеленые кратеры небольших вулканов, холмы и долины, зелень, зелень, зелень… Леса на горизонте не растворялись в дымке, а превращались в зеленую гладь.
Так иногда бывает в просыпающейся поутру Африке. Границы пропадают, обычные меры расстояний не действуют. Кристально чистый воздух приближает все предметы. Потом делается потеплее, воздух теряет свежесть, прозрачность, и все становится на свои места. Сказка кончается.
Слева от озерка, над темным махагониевым лесом, висела похожая на стол, накрытый белой скатертью, плоская снежная вершина Килиманджаро. Из-за нее должно было показаться солнце.
Напротив, заваленная каменными глыбами и буреломом, громоздилась гора Меру. Геологи считают, что именно Меру, а не Килиманджаро природа хотела видеть самой высокой африканской горой. Так оно и было, пока примерно четверть миллиона лет назад высоченные стены кратера Меру не были разрушены серией грандиозных взрывов. Это произошло, очевидно, после того, как жерло кратера закупорили обломочные породы. Теперь здесь образовалось озеро.
Потрясенные могучими взрывами, стены кальдеры Меру рухнули, а вслед за камнепадом вниз с пятикилометровой высоты обрушились воды кратерного озера. Это был оползень фантастических размеров. Меру стал пониже, уступив первенство своему визави. Но в списке действующих вулканов Африки Меру по-прежнему самый высокий. Последний раз он извергался в 1910 году. С тех пор вулкан ограничивается сольфатарной деятельностью, выделяя из трещин склонов струи горячих газов.
Но, пожертвовав высотой, Меру создал у своего подножия ландшафт, своеобразнее которого я в Африке не видел. Гигантский оползень накрыл район с уже сформировавшимся рельефом. Некоторые из прежних рек при этом исчезли под землей, другие были запружены. Так возник удивительный рисунок системы озер Момела — одной из главных красот парка Нгурдото.
Голубые озера с причудливыми берегами расположены на террасах на разных уровнях, так что сверху они кажутся зеркальной лестницей, спускающейся с крутых склонов Меру. Узкими заливами они вдаются в темноту влажных непроходимых лесов. В заливах ухают бегемоты и купаются слоны, обдавая друг друга фонтанами холодной воды. В центре озер, на гористых красных островках, с середины октября поселяются гости из Европы и Азии. Тысячи уток — шилохвости, широконоски, тартании, свиязи — отлично уживаются с пернатыми аборигенами.
Первым европейцем, посетившим в конце прошлого века этот сказочный уголок, скрытый между двумя горами-великанами, был венгр Телеки. Он был удивлен огромному количеству носорогов и бегемотов, обитавших по берегам озер. В своем дневнике он описал встречи с масаями, которые в то время сражались друг с другом за право пользоваться местными пастбищами. До сих пор большинство названий в этом районе масайского происхождения.
Кто-то из посетителей Нгурдото назвал его жемчужиной среди заповедников мира. Наверное, он прав. Большинство африканских парков — это огромные куски сухой равнинной саванны. А в Нгурдото — буйные тропические леса, изобилие воды и зелени, редкий по разнообразию ландшафт, великаны Килиманджаро и Меру, обилие зверей. Первозданная красота, отраженная в озерах!
Узкая дорога, по которой едва может проехать автомобиль, ведет на восток. Она вьется над уступом, обрывающимся к озеру. Вода в нем черная, леса вокруг густые, совсем как в Мещере. Если свыкнуться с сумерками, которые даже в солнечный день не рассеиваются в низинах, и присмотреться повнимательнее, то всегда увидишь на берегу озера носорогов, задумчиво любующихся своим уродливым отражением, или семейство обезьян-колобусов, качающихся над водой на лианах.
У колобусов царственный наряд: черно-серебристый мех, белая полоса, окаймляющая лицо, и такая же белая длинная шерсть вдоль боков и на хвосте. Народность джагга, живущая в предгорьях Меру, сооружает себе из этого белого меха традиционные головные уборы. Поэтому колобусов делается все меньше.