Старший инспектор никак не мог решить, что его больше всего выводит из себя: невероятная естественность Луи или его способность не обращать внимания на всю странность ситуации.
— У вас есть ключи?
— Нет. Но зато есть алиби на сегодняшнее утро.
— Мы не в американском телефильме.
Луи недавно стукнуло пятьдесят. Прямые усы и густые брови придавали ему серьезный вид, которому с лукавым удовольствием противоречили светлые глаза. Он встал, разом распрямив свое длинное, узловатое тело, и хрустнул пальцами. В его хорошо поставленном голосе таилось что-то печальное — где-то в самой глубине горла.
— В американском телефильме я бы уже давно рыдал. Предпочитаю пока с этим подождать.
— В самом деле… — сказал Дидье. — Похоже, вы восприняли это довольно… довольно спокойно.
Инспектор взглядом дал понять своему коллеге, что от подобных замечаний тот мог бы и воздержаться. Дидье и сам удивился тому, что ляпнул.
— Ошибаетесь. Мне вовсе не легко было видеть двери нараспашку и толпу посторонних вокруг ее тела. Но что сейчас меня удручает больше всего, так это ваша версия событий.
Инспектор набрал в грудь побольше воздуха, чтобы унять раздражение. В разговоре с Луи можно было только импровизировать, рискуя увязнуть по уши.
— И чем же вас не устраивает наша версия?
— Она правдоподобна, но не слишком реалистична. Допустима, но ей не хватает чуточку реализма. Нет, никто бы не захотел такого конца.
— Если хотите нам что-нибудь сообщить, сейчас самое время.
— Кто бы захотел умереть от удара пепельницей по голове, наткнувшись на жулика, который смоется с украденными драгоценностями?
— При нашем ремесле сталкиваешься и с более нелепыми смертями.
— А при моем — нет. Вы всерьез держитесь за эту историю с драгоценностями в перламутровой шкатулке?
— Быть может, нам это подтвердит ее муж или прислуга.
Луи чуть было не сказал, что прислуга ничего не сообщит ему о Лизе, а муж и того меньше.
— Лиза терпеть не могла драгоценности. Что было удачно, поскольку за десять лет брака я так и не смог подарить ей ни одной. Она даже свое обручальное кольцо потеряла во время свадебного путешествия.
— ?..
— А вдруг в этой шкатулке было что-то другое? Что-то, чем она очень дорожила? То самое, за чем и явился убийца?
— Пока он для нас всего лишь вор, которому не хватило хладнокровия.
— Думаю, можно подыскать что-нибудь и получше.
Луи сказал это без малейшей иронии. Наоборот, в его словах сквозила серьезность, благонамеренность.
— Вы прожили с ней десять лет. Мы вас слушаем.
Солнечный луч падал прямо на кресло, высвечивая спинку. Луи уселся туда и сощурился на свету.
— Лиза всегда спала необычайно чутко. Никто бы не смог незаметно для нее переворошить всю квартиру. Он делал это на ее глазах. Ключей у него не было, она сама его впустила.
— Продолжайте.
— Этот тип рассудил так же, как я, явившись сегодня пораньше, поскольку знал наверняка, что ее муж в Испании. А в семь часов утра впускают к себе только кого-то близкого.
— Любовника?
— Почему бы и нет? Любовник — это как раз в ее духе. Два последних года нашего брака у нее была связь с этим актеришкой, за которого она в итоге и вышла.
— Что же любовник искал в этой шкатулке?
— Пока мы можем рассматривать лишь одну-две возможности. Быть может, еще и третью, но она более замысловата, следовательно, ею можно пренебречь. Представим себе, что любовник решил объявить ей о разрыве. Но Лиза ни о чем не подозревает. Она лишь хочет воспользоваться этим счастливым случаем, чтобы провести с ним целую ночь, не опасаясь неожиданного вторжения мужа. Но любовник, который даже не удосужился сделать ей этот прощальный подарок, приходит как можно позже, под самое утро, чтобы поставить ее перед уже свершившимся фактом. Он мог даже расщедриться на какую-нибудь фразу типа: «Мне бы очень хотелось продолжить нашу связь, но я был тебе всего лишь любовником». Дело в том, что он пока не совсем свободен. И ему надо забрать свои письма.
— Какие письма?
— Ужасно романтичные письма, которые он писал ей во время их идиллии. Она это обожала, ей подобные доказательства всегда требовались, чтобы чувствовать себя любимой. В ее глазах они были гораздо выше драгоценностей! Уж я-то знаю, о чем говорю, благодаря таким письмам я ее и покорил. В те времена я неплохо владел пером.
— Кто, по-вашему, мог быть этим любовником?
— Понятия не имею, но он женат. Это непременное условие. Она бы никогда не заинтересовалась юным воздыхателем, который донимал бы ее требованиями о разводе. Ее возбуждали только двусмысленные ситуации, двойные измены. Когда она познакомилась со своим актером, тот тоже был женат. К тому же на первого встречного она не кидалась, ей требовался такой, кто придавал бы ей блеска, вечно был на виду, как люди из шоу-бизнеса, понимаете?