Вот один из черных подошел ближе к костру… Сверкнуло третий раз. Молния выскочила из того же устройства на плечах, из наконечника копья, ударила еще больше разъярив и так бешеный огонь. Брета закрыла глаза, потому что стало больно смотреть на свет…
Когда девушка снова смогла видеть, и посмотрела на берег, то разглядела, что вдали от костра, немного перекосившись на камнях, виднеется та самая звезда с неба; не очень большая, пожалуй, в два человеческих роста высотой, немного сплюснутая снизу и сверху, темная, будто обгорелая глыба. В корабле пришельцев тускло светилось круглое отверстие — дверь. Из проема сейчас вышел еще один краб. Он нес в конечностях какой-то предмет, похожий на сундук, или клетку. Положил на камень, что-то сделал… Из сундука выскочили суетливые тени — три зверя, похожие на небольших собак или лис. Создания крутнулись у ног хозяина… и брызнули вглубь острова. Забрав клетку, чужак вернулся в шар. Вслед за ним в недрах глыбы-корабля исчезли и те двое, которые были у костра. Двери закрылись, словно заросли, затянулись темнотой. Загудело, переходя в натужный вой. Под звездой-глыбой закрутились вихри, бросив мелкими камнями и песком во все стороны. Закрутив столб горячего марева под собой, сплюснутый шар поднялся в воздух, медленно набирая высоту, засветилась мерцающим пламенем, а затем, оторвавшись от вихрей, резко качнулся в сторону моря, чрезвычайно быстро удаляясь и уменьшаясь в размерах. Опять сверкнуло так, что Брете пришлось закрыть глаза. Оглушительно, расколов небо и море ударил гром, над островом прошелся порыв ветра, от которого затрещал старый лес на террасах.
Белая открыла глаза. От шара-звезды пришельцев не осталось и следа. С моря, набирая силу, стеной шли гигантские валы, словно там выпрыгнул и упал, пустив круги, кит-великан, или обвалилась в воду целая гора. Огонь, который поглотил тело Йорга уже угасал, оставив после себя лишь пепелище на песке.
Брета, уже не скрываясь, поднялась лицом навстречу ветру, понимая, что все закончилось. Теперь она точно осталась одна. Первая мощная волна всей пенной яростью наскочила на берег, пробежала и выплеснулась за скалы, похоронив под собой и песчаный пляж, и пожарище, и воспоминания об одноглазом чужеземце.
Воинов, погибших в бою с Мертвым йоррунгом — всех девятерых — в лучших нарядах, с дарами Одрику и припасами в дорогу положили в одну большую лодку, вложили в руки оружие, обложили сухими дровами, подожгли и пустили в море по течению в последний поход к обиталищу Богов. Меч, который принадлежал одному из погибших пикеров, забитый йоррунгом в курбот, до погребения так и не смогли вытащить — пришлось заменить мертвецу меч на топор.
Никто не пожалел о старой Ноэме. Ее тело оттащили подальше от поселка и просто закопали в песок, там, где хоронили рабов. Турона кричала, что еще надо отрезать Ноэме голову и положить к ногам; переживала, чтобы старая луркхерха не оживала по ночам, и не стала привидением-марой.
— Всю жизнь, всю мою жизнь ведьма пила мою кровь, — жаловалась Турона. — Наконец сдохла, старая кроаке. Вот увидите — еще придет, ляжет вам на грудь, протянет к вашему рту черные когти и пересчитает ваши зубы.
По поверью, призрак — неупокоенный мертвец приходит ночью, ложится сверху на человека, душит и пытается залезть в рот и пересчитать зубы. Верный способ накликать мару — перепить вечером хмельной браги. Если призрак успеет пересчитать все зубы — все, считай человека пропащим, его душа заблудится в страшных подземных лабиринтах Лурку. А лабиринты Черного Властелина, прибежище мегеров, Морок, знаете ли… Хорошему человеку, даже мертвому там делать нечего. Никогда, никогда хьярны по доброй воле не заходили в темные пещеры.
При распределении пищи в хейдрике Белой теперь, без защиты бабушки, доставались лишь скудные испорченные куски, в основном рыбьи головы и хвосты, сырая репа или остатки каши из дикого проса или овса с самого низа котла, пригорелые и с хрустом песка. Всю ненависть и отвращение, которую обитатели хейдрика накопили к Ноэме, теперь выплеснули на ее внучку, которая, по мнению хьярнов, была виновата еще и в том, что привела в поселок воплощение самого Подземного Лурку — Мертвого йоррунга, ожившего мегера, который забрал себе душу Ноэмы, чародейством отрубил руку ярлу и убил десяток лучших пикеров. Все, что принадлежало Ноэме — несколько шкур, кое-какую одежду, мотки пряжи, несколько медных и глиняных горшков разобрали по рукам; у Бреты не смогли отнять только старую шкуру морской собаки, потому что девушка как закуталась в нее, так никогда и не снимала с себя. Кто-то украл у Бреты даже старую деревянную ложку, которой она всегда пользовалась, и девушка теперь вынуждена была черпать и пить горячую похлебку из черепка; новую ложку никто для нее вырезать не хотел. Брета руками пыталась схватить кусок побольше, но у нее вырывали изо рта, отталкивали и били; пощечины и затрещины сыпались часто, при каждом распределении еды. Особенно досталось подружке Мертвого йорунга как-то уже зимой, когда хьярны заметили ее округлившийся живот. В хейдрике подняли особенно громкий крик и гвалт; женщины набросились все сразу, толпой. Белую таскали за волосы и молотили кто чем, называли «мегерона», и «луркхерха», а когда она вырвалась из хейдрика под дождь и бросилась наутек — в спину посыпался град камней.