— Как посмел?!
Сагарис вскочила и схватила свой топор. Непонятная ярость ударила ей в голову, и она готова была немедленно изрубить наглеца на мелкие кусочки.
— Прости, госпожа…
Не обращая внимания на пса, который готов был в любой момент наброситься на незваного гостя, Ама упал на колени и с мольбой протянул к Сагарис свои сильные, мускулистые руки.
— Прости и выслушай…
Пылающий взгляд Амы, казалось, пробил грудную клетку девушки и вонзился в сердце. Она даже тихо охнула от дикого изумления. Могучий сын самой Томирис стоит перед нею на коленях! Ама, который вообще не признавал ничью власть над собой, — даже Тавас подходила к нему с опаской, потому что сын царицы мог сокрушить её своими железными руками и без оружия — вёл себя как самый последний раб!
Немного помедлив, Сагарис коротко ответила, тая сильное волнение:
— Говори.
— Скоро праздник богини Язаты…
— Знаю!
— И я должен…
— Это тоже мне известно!
— Но я не хочу!
— Почему?
— Потому что только ты в моём сердце! Можешь прямо сейчас меня убить, но другие девушки мне не нужны!
Сагарис опешила. Уж чего-чего, а этого она никак не ожидала. Конечно, юная воительница не раз замечала на себе взгляды Амы, которые волновали её до глубины души. Да и она несколько раз ответила ему не менее выразительным взглядом — помимо своей воли. Но мысль о том, что вскоре ему предстоит заключить в свои объятия Пасу, омрачала её чело и погружала в уныние. Ах, ну почему, почему она не родилась раньше своей подруги?!
— Ты предназначен другой… — глухо ответила Сагарис, пряча взгляд.
— Нет! Я испрашивал у Фарны свою судьбу. И она предсказала мне, что… В общем, неважно. Она говорила многое. Но в предсказании колдуньи была и ты! Именно ты, и никто другой! Фарна описала тебя во всех подробностях. Притом она не бросала гадальные кости, как обычно, а впала в настоящее безумие. У неё изо рта даже пена пошла! Я очень испугался… — признался Ама.
— Ну и что с того? Ты неволен решать, с кем тебе быть. Как решит Язата, так и будет. А уж Язата посильней Фарны с её предсказаниями.
— Никогда! Я лучше умру!
Взгляд Амы пылал, словно его поразило безумие. Однажды Сагарис довелось видеть обезумевшего мужчину, который бросался на всех, как бешеный пёс. Тавас убила его недрогнувшей рукой. Ама трясся, как в лихорадке, да так, что даже Бора отошёл от него, недовольно рыча. Похоже, сильное волнение юноши передалось и ему.
Сагарис не нашлась что ответить Аме. Топор выпал из её ослабевших рук, она уселась на своё ложе и опустила голову, стараясь не глядеть на юношу. О боги! Как в этот момент девушке захотелось, чтобы в Священной долине именно ей выпало счастье обнять Аму! Доселе неизведанное чувство сразило её наповал. Она уже мало соображала, что происходит.
Ама встал и нерешительно подошёл к ложу девушки. Бора зарычал, но у Сагарис всё-таки хватило сил резко сказать ему: «Фу!» Обиженный пёс убрался подальше и лёг у стены пещеры, не спуская настороженных глаз с ложа хозяйки. А там творилось то, чего ему никогда прежде видеть не доводилось…
Глава 4
ЛЕГАТ МЁЗИИ
Недавно построенная римлянами крепость Харакс на южном берегу Таврики поражала мощью своих стен. Высокий мыс сам по себе служил великолепным укреплением, а хорошо обученные наёмные солдаты, завербованные в молодости и обязавшиеся служить не менее двадцати лет, могли сокрушить любого противника, который дерзнул бы пойти на приступ твердыни.
Прежде на этом месте находилось укрепление местных обитателей — тавров. Заняв его, римляне оборудовали две оборонительные стены, защищавшие холм с суши. А со стороны моря большая крутизна делала его совершенно недоступным.
Первая стена, сооружённая таврами на северном склоне холма, представляла собой циклопическую кладку из колоссальных камней и глыб. Как тавры умудрились доставить их на мыс, было загадкой. Римлянам оставалось лишь закрыть бреши в стене. Кроме того, они сделали с внутренней и наружной стороны стены панцири, сложенные из довольно больших камней, пространство между которыми заполнял бут. Толщина таврской стены была не менее шести локтей, а высота — около девяти. В стене находились ворота шириною шесть локтей.
Выше по склону холма проходила вторая оборонительная стена — чисто римская. Она также имела два панциря, пространство между которыми было заполнено бутом и по ширине не уступала таврской.