– Нет… Почему вы так решили?
– Не знаю. Показалось…
– Он что, скрывается?
– Я не знаю… Я ничего такого не говорил… – Старик затряс головой, закрыл глаза и снова впал в анабиоз.
Полковник вошел в душный подъезд. Левую дверь на третьем этаже не красили лет пятьдесят. Старая краска давно потеряла цвет и шелушилась, словно кожа на боку шелудивого пса. Полковник постучал, и несколько серых хлопьев тихо спланировали на пол; а когда дверь открылась, хлопья посыпались гуще. Карлос, кажется, не удивился, кивком пригласил войти и пошел вглубь квартиры по длинному полутемному коридору. Он был в майке, футбольных трусах и пляжных шлепанцах. На голове все та же шляпа. Полковник сам закрыл за собой дверь и пошел следом. Перед ним маячила полуголая худая спина Карлоса с выпирающими позвонками и ребрами.
Карлос вышел на балкон, тянувшийся по периметру двора, повернулся к полковнику и спросил безразлично:
– Вы принесли ее кровь?
– Вы сумасшедший? – Полковник искренне хотел разобраться.
– Нет, – сказал Карлос без всякого выражения. Казалось, он добавит что-то еще, но не добавил.
– Вас не удивляет, что я вас нашел?
– Меня давно уже ничто не удивляет.
Дневной свет, падавший сверху, выпукло обрисовывал его полуголое тело со всеми некрасивыми подробностями, только лицо оставалось в тени широких полей шляпы. В его фигуре все было вкривь и вкось: одна рука казалась длиннее другой; левое плечо немного выше правого; выпирающие ключицы несимметричны; грудная клетка слишком выдавалась вперед при неестественно плоской спине, но при этом Карлос еще ухитрялся сутулиться. Острые бугристые колени не были похожи одно на другое – каждое бугрилось на свой манер. Пальцы на ногах были корявые, вывернутые, и тоже – каждый по-своему.
– Как вы узнали? – спросил полковник.
– Про аборт? Ваша кровь мне сказала.
– Не верю.
– Зачем же пришли?
Действительно – зачем? Полковник очень хотел убедиться, вернее – чтобы его убедили.
Жаркий влажный воздух казался здесь гуще из-за плотного потока звуков. Они стекались в колодец со всех этажей и перемешивались в нем: где-то кричали и смеялись дети; на втором этаже ругались двое; на пятом орал телевизор.
Они стояли, взмокшие, будто долго бежали к финишу. Воздуха не хватало, и эта мешанина звуков…
– Ладно, последняя попытка. – Карлос смотрел мимо полковника. – Что еще мне сказала ваша кровь… Вы оперировали раненого в палатке, отрезали ему кисть руки, ночью, в Анголе, давно. Вдруг стрельба снаружи. Вошли трое партизан, ассистента и пациента сразу застрелили, а вас увели. У них в лагере вы оперировали их командира, спасли ему жизнь, и он вас отпустил, а своему командиру вы доложили, что бежали… и вам за это дали медаль…
Полковник помолчал, сделал длинный вдох:
– Допустим, вы можете что-то… Я вижу, что вы можете… Но значит ли это, что вы способны кого-то вылечить?
– Принесите мне ее кровь, и я скажу, что с ней и как лечить… – Карлос по-прежнему не стремился убеждать.
– И что вы хотите за… лечение? Денег? Я не богат.
– Мне не нужны деньги.
– А что вам нужно?
– Ничего.
– То есть как?
Карлос смотрел в сторону.
– В чем ваш интерес?
– Мой интерес – сделать это…
– Хотите сказать, что вы просто добрый доктор, лечащий по велению души?
Карлос впервые улыбнулся – будто в тени шляпы блин сморщился и снова разгладился.
– А что вас так удивляет? Вы же сами – добрый доктор. Разве это деньги – то, что вы получаете за свой ежедневный подвиг на Гаити? Ну подарили вам дворец, а денег на ремонт нету.
– Глядя на вас, не скажешь, что вы вообще знаете, что такое деньги.
– А я что говорю? Не в деньгах дело.
– Тогда в чем?
– Это вас не касается.
– Нет, так не пойдет. Вы мне показываете фокусы и собираетесь проделывать какие-то фокусы с Клаудией. Я хочу знать, зачем вам это нужно.
Карлос равнодушно покачал головой и процедил медленно и веско:
– Мне все равно, чего вы там хотите. Это мое дело. Да и не знаю я, как это объяснить…
– А вы попытайтесь.
Карлос вздохнул с кислой миной. Ему было лень пускаться в объяснения. Этажом выше кто-то снова закричал, запричитал. Помолчав, Карлос заговорил монотонно и совсем уж невнятно, так, что в постоянном шуме его едва можно было расслышать. Полковник невольно подался вперед и вытянулся навстречу его тусклому голосу:
– Я скажу вам только вот что: в каждом течет ручеек крови издалека… из темноты…
Наверху заорали дети и с грохотом посыпались вниз по ступеням лестницы.
– …перетекает из поколения в поколение, из ваших отца и матери – в вас, а в них – из их родителей…