Я удивленно уставилась на нее. Такое мне в голову уж точно не приходило!
– Но он ведь хотел тебя! Сам хотел! Ты не смогла бы его принудить, если б он и сам не хотел.
– Достань его из могилы и растолкуй, – отрезала Лизель сухо. – Ты не понимаешь, Ви. Ты просто не понимаешь, насколько мало и дешево стоит тело. Особенно, в наши дни. Филипп хотел тебя членом, а не умом. И стоит члену прилечь, он всеми силами докажет себе умом, что ты его соблазнила. И это правда. Любая женщина способна его привлечь и дать ему кончить. И таких женщин масса. Не менее красивых, не менее любящих, не менее богатых… Ты ведь не станешь сама перед собой утверждать, будто в самом деле – дочь Маркуса. Ты – незаконнорожденная, Себастьян это знает наверняка. А Филипп – наследник. Не забывай! И сколько вокруг тебя, мужчин, способных сравниться с ним? По роду, по внешности, по богатству? Много? Так вот, признай, что это он приз! Не ты, малышка, а он. Ты – лишь одна из акул, что нарезают круги вокруг него. Еще очень молодая и ничего не понимающая в охоте. Тебе повезло, что у тебя был доступ к нему. Ты была рядом с ним всегда, и Филипп просто расслабился.
Я промолчала: ее слова были чистой правдой и обжигали, словно чистая кислота. Мне было больно и гнусно, и гадостно… но Лизель была права. И я проглотила все, что она сказала. В нашем семействе, Филиппа хотели все. Включая его кузин со стороны отца или Мариты. Будь у них шанс, они бы не раздумывая ринулись в бой, – пусть даже ценой победы были бы дети-уроды.
– Вот, умница… Понимаешь, Русалочка могла убить своего дурацкого принца и вернуться назад, но что то была бы за жизнь? Триста лет попыток саму себя убедить, что он был не особо ей нужен? Она умерла, потому что признала главное: это она сама была ему не нужна. Признай и ты. Признай и будь благодарна за то, что ты получила. Тебе ведь понравилось? В самом деле понравилось? Тебе было хорошо?
– Да, было… Он это видел, потому и взбесился еще сильней.
– Это нормально. Но в глубине души, когда он слегка остынет, он взглянет на все иначе. Твоя задача сейчас – отстать. И твое счастье, что у тебя есть шанс показать ему, что ты не липучка. Джессика уже голос сорвала, требуя, чтобы ты вернулась. И я говорю: вернись. Вернись, веди его дом, будь ласковой… даже если тебе придется принимать валиум!..
Я разрыдалась:
– Я не хочу так, бабушка! Не хочу! Если он сам не любит, зачем он мне?..
Глядя куда вглубь себя, Лизель пожала плечами.
– Любовь – на самом деле, такая мелочь… Сейчас не любит, допустим. Но кто сказал, что он не способен полюбить вообще?
Я вытерла слезы. Правда. Кто так сказал? Джесс? Когда мне было четыре? Что сама она смыслила или понимала в любви? Ее любовь была собственнической, маниакальной, безумной. Я и сейчас еще помнила те истерики, что она закатывала отцу, стоило ему попытаться стать к ней добрее.
Она поднимала любовь, как плетку и била наотмашь по самым больным местам. Его, меня, Ральфа, самого Филиппа…
И снова вспомнился человек-гора, чью голову заслоняло солнце. Вспомнилось, как я бежала к нему навстречу и как взлетала, подхваченная его руками. И цокот когтей, и лай Греты. И крики чаек, и тошнотворный миндальный запах мороженного.
– Когда-нибудь, когда ты станешь старше, ты и сама поймешь…
И боль, и плач, и больница… и то, как я кричала, вцепившись в его сутану:
– Не отдавай меня!
Передо мной, как по волшебству возникла салфетка.
– Выше нос, Ви, – сказала Лизель. Она решила, я плачу из-за Филиппа. – По крайней мере, он не успел наделать тебе детей и долгов.
Круги своя, они же – ада.
Фил благородно пытался быть честным.
Приставал к Джессике, бил стаканы о пол, орал, что не жеребец и не может трахаться по сигналу ее проклятого градусника. Все было тщетно, Джессика была непреклонна и холодна. И только градусником у него перед носом качала.
Мол, никакого тут баловства: мы ждем базальной температуры!
Я, прямо не знала: смеяться мне, или ревновать, но, когда период «вязки» у них закончился, а полоски на тесте так и не проявились, Джессика опять запила.
С утра бокальчик вина, вместо ужина – полбутылки виски. И так три дня – всерьез, до бесчувствия и заблеванных простыней. Потом весь цикл повторился. Она утешилась, взяла себя в руки, сверилась с календариком и снова записалась к врачу.