– Мы все Ландлайен по матерям, балбес. И мы очень дальние родственницы. Очень!
– Ты станешь ближе, или так и будешь вещать?
Я рассмеялась, расслабилась и залезла под одеяло.
В темноте, наощупь, все стало привычнее и расслабиться оказалось просто, как и всегда.
Он был крупнее, – много крупнее девочек. Он восхитительно, по-другому, пах. Его щетина царапала мне лицо, а руки брались увереннее и жестче. Но самое замечательное, у него были не пальцы с ногтями, – оу-у, – не огурец холодный, – а целый толстый, прекрасный и теплый член!
– Ты всегда так легко кончаешь? – спросил Филипп, зажигая свет, когда я чуть не пробила матрас затылком, пару раз дрогнула и обмякла, закрыв глаза.
– Нет, только в первый раз, – прошептала я, не подумав.
Мы в интернате не отношения укрепляли, а в самом деле пытались доставить и получить оргазм. И я забыла, что в отношениях, такое лучше не говорить. По крайней мере, даже Лизель не брезговала изображать оргазмы.
– Потом мне просто нужно больше времени, – промямлила я.
Филипп рассмеялся, хоть я и не поняла – чему.
– Ты – чудо, – сказал он. – Фердинанд еще пожалеет, что не сменил ориентацию, пока мог.
Я не ответила. Мне не хотелось даже думать о Фердинанде. И уж тем более, о нем говорить. Особенно, сейчас, с Филиппом.
Мы снова приняли по очереди душ. Затем Филипп налил мне бокал шампанского. Сам он после прошлого задержания, за рулем не пил, но мне заказал. Мне хотелось почувствовать себя по-настоящему взрослой.
– Есть что-то, что ты бы хотела попробовать? – спросил он. – Или, чтобы я что-то сделал, чего я пока не сделал?..
На самом деле, мне хотелось попробовать сделать минет не огурцу, а ему. И спросить, настолько ли я в этом хороша, как уверяли девочки в интернате. И еще, чтобы он меня не ласкал, а завалил и… все сделал как в прошлый раз. Жестко. Как в той старой книге, что мне читала Джесс, когда врала про их любовь с Ральфом.
– Ну, на самом деле, – я все равно стеснялась. – Я бы хотела как в прошлый раз…
– Как в прошлый раз?
Я засмущалась. Он рассмеялся.
– Что о тебе подумает бабушка, узнав, что ты стыдилась своих желаний?
– Давай, еще твоего дядю Мартина приплетем? – мне как-то не хотелось сейчас представлять себе Лизель и ее мысли на этот счет. – Что там сказал епископ монашкам?
– Задом вверх, – ответил Филипп.
Я пригладила волосы и вынула из них гребень. Прическу уже ничто не могло испортить или спасти.
– И еще, я хочу… ну, это… ну за что меня выгнали. В смысле, за что тебя выгнали… Я хочу тебе… ну, чтобы ты сказал: я нормально делаю или так себе? Если ты не против… Ну, твой член…
Он не собирался пить, точно не собирался. Но когда до него дошло, что мне нужно, Филипп рассеянно махнул тот бокал, что наполнял мне.
– Против? Если я когда-нибудь буду против минета, сразу набирай тот же номер, что для твоей мамы!
***
Когда мы возвращались обратно, мне почему-то снова вспомнился наш отъезд из Баварии.
Я всю дорогу рыдала и ни на миг не утихомирилась, когда мы заселились в отведенные нам комнаты. Я жестоко завидовал Джесс, которая получила сначала Ральфа, теперь Филиппа, но гордость не позволяла это признать. И я убедила себя, что плачу не из-за этого. Я убедила себя, во всем виноват Антон.
Мой самый первый парень.
Узнав, что мне двенадцать, а не четырнадцать, Антон меня сразу бросил, гневно отказавшись признать, что мои сиськи его прекрасно устраивали, а возраст – это всего лишь возраст. И Филипп, которого я почти что не помнила, остановился проходя мимо и, – даже не постучавшись, – вошел.
– Чего ревешь? – спросил он. – Пьинс опять сбежай?
Я подняла лицо.
Странная штука память: можно забыть кого-нибудь, когда вы оба окажетесь в том же самом месте, где все закончилось, сразу начать с него.
– Хай, Филипп! – приветствие всплыло из памяти, как осенний лист. – Ты даже не изменился…
– А ты изменилась, – он поднял руки, словно по дыне в каждой их них держал.
Я разрыдалась громче. Фил выслушал, вник в проблему, – потом авторитетно отметил:
– Да у него, небось, член маленький или кривой. Сколько ему? Двенадцать?.. Четырнадцать? Да и все равно, он сопляк, а у тебя вон какие сиськи!.. Я бы тоже зассал. У меня куча комплексов была в это время, – Филипп поднял в воздух мизинец и пару раз согнул. – Он ведь не тупой у тебя, не умственно отсталый, правильно? Ни разу не видел тебя среди старших классов, но не сумел сообразить, что к чему? Если не сумел, да. Тогда с него вообще нет спроса. Только справка, что он безопасен для общества и не ссыт в штаны…