Дамочка задержала на мне взгляд, поигрывая пальцами с ножкой бокала. Продолжалось это неприлично долго, и, спохватившись, она густо покраснела, закусив губу. Но уже через несколько секунд не удержалась и снова стрельнула в мою сторону глазками.
Я потихоньку, будто поворачивая воображаемую рукоятку, усилил нажим. Незнакомку, кажется, бросило в жар — подхватив кружевной веер, она откинулась на спинку дивана, принялась обмахиваться им, то и дело бросая взгляды в мою сторону. Ещё немного — и беспокойно заёрзала на сиденье, оглядываясь назад, на почти пустой зал.
В мою сторону от неё потянулась сразу дюжина незримых призрачных нитей — кажется, вообще все, что есть. Однако, касаясь моей ауры, они бессильно соскальзывали с неё, тыкаясь вслепую, как мухи, бьющиеся в оконное стекло.
Я вспомнил, что во время схватки с упырём происходило нечто похожее. Тогда убийца пытался применить на мне свой Дар, вытянуть жизненные силы, но не смог этого сделать. Это свойство моего тонкого тела? Или, когда я копирую чужой Дар, то становлюсь невосприимчив к нему? Этакий обман системы «свой — чужой».
Я чуть ослабил воздействие на незнакомку — та реагировала очень уж бурно, и как бы не начала что-то подозревать. Похоже, что моя «ответка» оказалась даже сильнее оригинала. Значит, манипуляции с эдрой были не напрасными. А может, дело просто в том, что моя аура в целом в несколько раз мощнее. Я-то всё-таки полноценный нефилим.
Интересно, интересно. То есть мой Дар — не тупое копирование. Я могу и видоизменять получившуюся копию, усиливать её. Как всё это работает, пока не очень понятно, я действую больше по наитию. Было бы, конечно, гораздо проще, если бы у меня был какой-нибудь наставник по этой части.
Впрочем… Я вспомнил слова Аскольда.
«Дар — это часть тебя. Ты же не задумываешься, как пользоваться рукой или ногой?».
Одно хорошо — внимание я точно привлёк. И очень пристальное. Главное теперь не спугнуть, а то засмущается и сбежит.
Я снизил накал своего магического обаяния и какое-то время потомил дамочку «на медленном огне», делая вид, что снова увлекся книгой. Несколько абзацев, впрочем, и правда прочитал — книга была по истории, и глава как раз касалась освоения Сибири уже при позднем Петре, с активным использованием Одарённых.
Новая, невиданная доселе угроза, нависшая над страной, стала настоящим вызовом. Главной опорой императора в борьбе с демонами Ока Зимы стало дворянство, чей священный долг ратной службы ещё никогда не был так важен. Лучшие сыны Отечества в первых рядах вступали в неравный бой с потусторонним злом.
Закаляясь в битвах, с Божьей помощью самые достойные из них получали невиданную, недоступную простым смертным силу. Сила эта стала главной их наградой за мужество и самоотверженность. И с тех пор направлялась она на беззаветное служение России, на укрепление её границ, на защиту интересов Отечества не только на востоке, но и на юге, и на западе.
Нефилимы стали основой мощи Империи, её мечом и щитом, воплощением вековой мудрости и крепких традиций
Уф, от пафоса аж зубы заныли.
Впрочем, если отбросить высокий штиль, то мысль-то продвигается простая. Испокон веков свои земли, титулы и привилегии дворяне получали в награду за воинскую службу на стороне монарха. Но с появлением Ока Зимы местные дворяне стали не просто отдельным сословием, но и в прямом смысле сверхлюдьми. И преподносятся теперь как некие ангелы-защитники, уберегающие страну от демонов. Насколько это соотносится с реальностью, мне пока сложно судить. Но то, что эдра здорово влияет на расклад сил в этом мире, очевидно. Достаточно даже взглянуть на географические карты и посмотреть на размеры местной Российской империи.
Закрыв книгу, я подняв глаза и тут же пересекся взглядом с попутчицей. Бедняжка так и изнывала в одиночестве, облизываясь на меня, как кошка на сметану. Пора бы и честь знать. Нельзя же так издеваться над дамой. Дворянин я или нет?
Я направился к её столику, стараясь держаться максимально уверенно и расслаблено. Правда, держиморду на входе в бизнес-зал мой маневр не впечатлил — он преградил мне путь, буркнув:
— Вход только для пассажиров первого класса!
Держался он, впрочем, вежливо, без рукоприкладства. Уже хорошо.
— Я к барышне за тем столиком. Мы знакомы.
Швейцар молча обернулся в сторону пассажирки, которая, находясь в нескольких шагах от нас, конечно, слышала разговор.