— Ну ты и ленивая жопа, — наигранно вознегодовала Кира. — Уже в одиночку не можешь раздобыть себе пропитание.
— Могу, но твои вкуснее.
— Ещё и подхалим — это в тебе от мамы.
— А ты будь паинькой в честь папы и покорми брата.
Тип, что развалился по соседству, громко всхрапнул и перевернулся на бок. Кира повернула голову в его сторону, оглядела мощную спину с оливковой кожей и потеряла всякий интерес к недавнему объекту страсти.
— Ладно, договорились. Девчонка хоть красивая?
В динамике послышалась какая-то возня, шорохи и скрипы, затем снова объявился братец:
— Отправил тебе её фотку, недавно нашёл в соцсетях.
Кира с интересом открыла их с близнецом переписку и уставилась на девицу.
Если бы Саймон потребовал комментарий, она бы написала всего несколько слов: «Ты в своём репертуаре». И попала бы в точку.
Фотография запечатлела женщину с естественной красотой, которую она старательно прятала за нелепым нарядом. Мягкие черты, выразительные глаза какого-то тёплого оттенка карего и очаровательные ямочки на щеках. За пышными формами легко проглядывало природное обаяние. Однако она выбрала для себя образ, который полностью противоречил её натуральной привлекательности: ярко-розовое платье-комбинация с люрексом топорщилось во все стороны, создавая неестественные складки, а бесформенный кардиган оверсайз делал её силуэт тяжеловесным.
Каштановые волосы собраны в неаккуратный пучок, несколько прядей небрежно падали на лицо, а поза — ссутулившиеся плечи, опущенная голова, руки, обхватившие тело — выдавала желание спрятаться. Кислотные кроссовки и массивные дешёвые украшения только усиливали впечатление того, что она намеренно маскировала себя. При этом было видно, что у неё ухоженная кожа и аккуратный маникюр — признаки того, что она заботится о себе, но почему-то боится показать свою истинную сущность. Фотография словно рассказывала историю о женщине, которая знает о своей привлекательности, но боится её признать.
Сенька всегда сходил с ума по подобным дамам, нравились ему розовощёкие и пышногрудые. Почему-то.
— Всё, умолкаю, — вдосталь налюбовавшись очередной избранницей близнеца, Кира вернулась к беседе. — Потолок головой не пробей, когда будешь скакать от радости.
— Вот ты заноза. Ладно, спи, я тоже попробую. Ночки, Крылатая.
— Сладких, Клыкастый, — она чмокнула воздух, посылая братцу поцелуй и сунула мобильник под подушку.
Перед тем, как вновь заснуть, попыталась вспомнить, когда в последний раз Саймон влюблялся, и поняла, что в этом столетии подобного ещё не случалось. Выходит, кончилась её передышка. Впереди опять ждут эмоциональные качели, чувство вины и стремление признаться. А ведь двухтысячные так хорошо начинались!
Высокие стеклянные купола заливали пространство мягким светом, а каждый шаг сопровождался новыми запахами: здесь переплетались ароматы свежесваренного кофе, пряностей восточной кухни и свежей выпечки. Словно островки разных миров, расположились на фуд-корте заведения — от изысканных японских ресторанчиков до уютных европейских кафе.
Среди небольшого сборища студентов, атаковавшего прилавок «Бургер Кинга», ярким пятном выделялся высокий молодой человек. Его светлые волосы и пронзительно-голубые глаза создавали контраст с татуировками на руках. Стильные тоннели в ушах добавляли образу нотку шарма. Он с деланным спокойствием сидел за столиком по центру зала и не сводил глаз с эскалатора.
И вот она появилась — очаровательная шатенка с удивительным, словно кукольным лицом. Её природная грация притягивала взгляды окружающих. Семён двинулся навстречу, Ангелина, заметив его издали, стушевалась и сбавила шаг. Они встретились у кофейного островка. Заговорили почти одновременно:
— Привет! Как твоё самочувствие?
— Здравствуй… те! Извини… те за вчерашний звонок. Мы немного…
Она осеклась, увидев протянутую для рукопожатия ладонь. Ответила на его жест, но вместо того чтобы пожать руку, Семён подтянул её к губам и нежно поцеловал.
Геля смутилась окончательно. Щёки раскраснелись.
— Мы вроде договорились не «выкать», — мягко напомнил Семён.
— А-а, да, я… э-э, всё время забываю.
Необходимость дышать она тоже упускала из виду. Волнение исходило от неё густыми волнами на манер прибоя.
Ради завтрака она тщательно приоделась: лёгкий летний ансамбль из кремового цвета рубашки и брюк делал её похожей на облако; босоножки на небольшом каблуке открывали вид на аккуратные ступни и изящные пальчики с розовым лаком на ноготках. Волосы она подобрала на макушке несколькими заколками, открыв лицо, а дальше они струились по плечам и ниспадали на спину. Неброский макияж дополнял картину: чуть тронутые тушью ресницы казались ещё ярче, а губы, подведённые нюдовой помадой — сочнее. И пахло от неё потрясающе. Не духами или косметикой, а чем-то домашним, уютным, вроде смеси корицы с ванилью.