– На счет три?
– Давай. Пока, Ватанабе, спасибо…
– За что ты его благодаришь?
Молчание.
– Ну, давай, раз, два, три…
Мгновение я висел в воздухе, затем воды реки поглотили меня. Холодная стена обрушилась, увлекая в глубину. В панике мои глаза открылись, а жалкий человеческий вес тем временем тянул вниз. Мрачная тьма закручивалась вокруг меня в спираль. Кровь в венах заледенела. Я начал дергаться, пытаясь освободиться от веревок и теряя драгоценный кислород. Коленями и макушкой я коснулся речного дна, затем снова встал и забился, словно рыбка на крючке. Я уже ощущал нехватку кислорода, легкие готовы были взорваться. Перед глазами все покраснело, будто реке вспороли брюхо, и оттуда вылезли внутренности, и теперь медленно вытекает кровь. Я больше не мог терпеть. Через минуту пребывания под водой я понял, что должен сделать, чтобы мучения прекратились. Я вдохнул.
Обратная тяга рванула в пазухи и легкие. Я задергался, снова вдохнул, и опять, и опять, и опять. Поверх боли в мозг просачивалось оцепенение, словно холодок анестезии в последние мгновения на операционном столе, когда начинает действовать наркоз. Темное безразличие захлестнуло меня, и я успокоился. Последней мыслью стало: «Ну, вот и конец». Однако я ошибался.
Я уже почти утонул, когда это случилось. Мощная вспышка угасающего сознания выбросила меня в пространство над болью. Небо с тысячами светил вытеснило мрачную тьму, дождь раскаленными каплями застучал по воде. Зодиакальный свет осветил монады творения. Торопясь, я бросил взгляд внутрь себя, чтобы определить уровень углекислого газа в крови. Пока мое не подвижное тело лежало на дне реки, жизненно важные органы изнывали от кислотной интоксикации. Часы смерти тикали. Через сто три секунды я буду клинически мертв. Жизнь после смерти представлялась мне слабым утешением. Кому захочется стать всеведущим духом, когда тело его будет гнить в водяной могиле? Не для этого вернулись ко мне мои силы.
Своим гиперзрением я проник в узлы, затянутые на щиколотках и лодыжках, разлагая их в постэвклидовы геометрические формы. Как двухмерное пространство бессильно удержать узника, живущего по законам пространства трехмерного, так и узлы не могли противостоять реальности, управляемой законами геометрии. Только поднявшись над трехмерным измерением, я мог спастись.
Пульс мой едва бился, но в крови еще оставалось достаточное количество аденозинтрифосфата, чтобы я мог сделать попытку. Собрав все свои психокинетические силы, я воздействовал на нейроны. Электрические сигналы потекли из мозга, мышечные волокна начали растягиваться. Пальцы задергались, словно у зародыша в чреве матери, мой гиперразум отслеживал их движения, проникая на биомолекулярный уровень. Спящий Гудини выскользнул из оков. Движения были так слабы, что для стороннего наблюдателя я мог показаться неподвижная а мое спасение и вовсе выглядело чудом. Только я знал, что скрывалось за этим волшебным трюком.
Освободившись от веревок, я расправил конечности и распределил вес так, чтобы молекулы воды сами подняли мое тело на поверхность. Волна вынесла меня на песчаный берег. Пульс едва прослушивался. Диафрагму сдавило, и я изверг из себя некоторое количество речной воды.
Моя гиперсущность ракетой взмыла в небо над почти бесчувственным телом и издала вопль, от которого город вздрогнул. Нация подо мной позевывала, шаркала тапочками и устраивалась спать. Я отыскал Мэри и устремился к ней, все еще не пришедшей в себя после первого проникновения в высшую реальность. Я кружил вокруг нее в призрачном вихре, похожем на объятие, желая ей мужества и радости, унося ее одиночество и уговаривая ее держаться ради меня. Затем скользнул туда, где лежало мое бесчувственное тело, и тут же простил реке мое неумышленное убийство. Грязная река бушевала, таша за собой целый утопленный некрополь из сломанных велосипедов, тележек из универмага и прочих реликтов цивилизации, имеющих явно небиологическое происхождение.
Поодаль на набережной трое пенсионеров в парусиновых шляпах насаживали личинки на крючки. Кумамото, отставной дорожный инспектор, вскрикнул, заметив неподвижное тело, которое река вынесла на песок. Заорав, словно школьники, пенсионеры побросали удочки и бросились ко мне – уровень эндорфинов выдавал ужасное возбуждение. Они остановились на краю набережной и стали смотреть сверху вниз на мою прилипшую к телу мокрую футболку, обсуждая трагическим шепотом, жив я или мертв. То, что Кумамото заметил мое утопленное тело раньше прочих, заставило его ощутить ответственность за мою судьбу. Пенсионер осторожно наклонил надо мной свое дряхлое тело и присел на корточки. Затем поднял мою руку и стал щупать пульс на два сантиметра ниже нужной точки. Мертв, торжественно объявил он двум своим приятелям. Кумамото повесил голову и печально опустил руку на песок. К счастью, подъем на набережную оказался для пенсионера гораздо более трудным испытанием, чем спуск с нее. Он покачнулся, утратил равновесие и съехал вниз по песку, наступив на мою безвольно лежащую руку подошвой резиновых галош. Я закашлялся, выплевывая воду. Три рыболова вскрикнули от удивления.