– Братья? Он же ненавидит Юдзи! Он сказал, что из-за Юдзи его заставили уехать из Осаки, и именно из-за Юдзи ему плеснули в лицо кислотой!
Мама-сан прекратила намазывать крем и закрыла баночку. В дымке, что окутывала ванную, лицо ее напоминало бледную луну. Она тяжело вздохнула, словно досадуя на расшалившихся во дворе детей.
– Это правда, что он украл наркотики у Ямагавы-сан? – спросила я.
– По крайней мере мне он так и сказал, – ответила Мама-сан. – Я предложила заплатить Ямагаве-сан, но он счел это неудобным. К счастью, у меня достаточно влияния, чтобы помочь Юдзи и без этого…
Произнеся слово «влияние», Мама-сан расправила плечи. Заметив выражение на моем лице, она рассмеялась.
– …спорю, ты думаешь, о каком влиянии толкует эта старая карга?
– Вовсе нет.
Ее проницательность поразила меня.
– А ты никогда не задумывалась, почему этот бар существует вот уже столько лет, хотя ни у одной из вас нет разрешения на работу?
Все время, пока я работала в баре, вопрос этот даже не приходил мне в голову. Мама-сан улыбалась.
– Моему сыну больше нельзя находиться в Осаке. Он разбил мое сердце, потому что Осака – наш дом. И даже когда решится вопрос с Ямагавой-сан, он все равно должен будет держаться от Осаки подальше из-за таких идиотов, как Хиро, который спит и видит, как бы плеснуть ему в лицо кислотой! Юдзи рассказывал мне о ваших планах уехать за границу, и мне нравится эта мысль. Я помогу вам отправиться в Сеул сегодня же вечером… если ты все еще хочешь этого.
Сердце мое подпрыгнула. Еще как хочу!
– Да, хочу.
Мама-сан кивнула.
– Так я и думала.
Откуда-то из складок халата Мама-сан извлекла пачку сигарет, потянулась и достала металлическую пепельницу на высокой подставке. Зажгла тонкую коричневую сигарету и протянула мне. Мокрыми пальцами я приняла ее. Это была сигарета для гурманов, дорогая и медленно тлеющая, с запахом гвоздики и банкнот. Я заметила над головой вытяжное устройство и удивилась, почему Мама-сан не включила его. Мы сидели в центре запотевшего рая из керамической плитки, затягиваясь синим дымом. В этом был какой-то ритуал, что-то интимное заключалось в том, как мы обе сбрасывали пепел в одну мокрую пепельницу. Я решила, что Мама-сан не такая уж злодейка. Конечно, мы заключили перемирие совсем недавно, но лучше поздно, чем никогда. Наверное, Мама-сан подумала о чем-то подобном, потому что спросила:
– Сколько времени ты в Японии, Мэри?
– Восемь, нет, девять месяцев.
– Для такой юной девушки это немало. Скучаешь по семье в Англии?
– В Англии у меня нет семьи. Только дядя.
Мама-сан подняла брови.
– Где же живут твои родители?
– Отец умер, когда я была ребенком. Мать живет в Испании вместе со своим другом. Они уехали пять или шесть лет назад, чтобы открыть бар где-нибудь в курортном месте.
– В Испанию, вот как? Однажды я видела проспект, там красиво. Наверное, тебе нравится гостить у них?
Я пожала под водой плечами и выпустила струйку дыма в паука на потолке.
– Я никогда не была у них в гостях.
– Значит, твоя мать приезжала к тебе в Англию?
– Нет, она предпочитает оставаться в Испании.
Я хотела, чтобы речь моя звучала беззаботно и Мама-сан не почувствовала в моих словах горечи. Я не любила говорить о матери. Когда я рассказывала, что в мои школьные годы она уехала в Испанию, люди решали, что она бросила меня или что-то в этом роде. Мать приглашала меня к себе, но мне не хотелось ехать. Ее никогда не радовало собственное материнство. Когда я была ребенком, мать рассказывала мне о семи пинтах крови, которые потеряла при моем рождении, словно этих семи пинт было вполне достаточно, чтобы она сочла свой материнский долг исполненным. Иногда, когда я плохо себя вела, мать увеличивала количество пинт до восьми и даже девяти. Как-то раз мы разговаривали по телефону, а теперь я даже не знала ее номера. Я просто посылала ей открытки на дни рождения и Рождество, надеясь, что за это время она не сменила адрес.
– Юдзи тоже вырос без отца.
– Он рассказывал.
Дым поднимался к потолку. У меня остался еще добрый дюйм, но ощущение новизны ушло. Я затушила сигарету о пепельницу. От воды кожа на пальцах сморщилась.
– Я слышала, в Англии много матерей-одиночек, – сказала Мама-сан.
– Да, многие пары разводятся.
– Здесь, если воспитываешь ребенка одна, всем кажется, что с тобой что-то не так. А если мать-одиночка, не дай бог, работает в хостесс-баре, да к ней сразу начнут относиться, как к прокаженной. И хуже всех другие матери. Я была вынуждена отдать Юдзи в школу на другом конце города, чтобы его не травили из-за моей работы.