В Кассирее рассвет принес лишь новую какофонию, и вскоре Ройлант отложил ненаписанное письмо.
Тяжелые шаги на лестнице свидетельствовали о мудрости и своевременности этого поступка. Громкий стук в дверь добавил уверенности. Ройлант открыл ее, и в комнату вошел крупный мужчина, состоящий из плотного жира и мускулов и отягощенный долгой ездой.
В нем можно было узнать более крупного слугу-херузальца, который сопровождал Сайриона, притворявшегося Ройлантом, во Флор, потом отправился в деревню, а потом и вовсе уехал в город. Поскольку теперь он был не так подвижен, в нем также можно стало опознать безумца, который стащил Сайриона с коня на рынке и не смог нанести ему удар заранее подготовленным сломавшимся лезвием ножа. По настоянию Сайриона, он был наемным слугой Ройланта в течение пяти дней.
— Что случилось? — спросил Ройлант.
— Самое худшее, что могло случиться, — ответил наемник. Он просто проявлял вежливость, выполняя свою работу. Ему было все равно, пока ему платили.
— Что значит… Худшее?
— Во время первой брачной ночи происходило что-то странное. После нее было много всякой беготни. На следующий день Мевари был чем-то занят. А потом я потерял его. Я снова застал его, когда он возвращался через один из садов — у него там были какие-то другие дела. Я думаю, и у него, и у нее. Забавно, как они любят гулять на свежем воздухе… Потом наступил вечер, и, наконец, зашла луна. Вскоре после этого четыре человека вышли через заднюю дверь, прошли мимо бани, вышли на кладбище и железными рычагами открыли одну из гробниц. И положили туда свежее тело.
— Боже мой! Чье?
— А вы как думаете, чье?
— Ты имеешь в виду его…
— Света было очень мало, но я засел в этой покосившейся развалюхе, башне, и увидел его сверху. Обзор загораживало небольшое деревце, но такое ажурное, что сквозь ветви легко было разглядеть. Я узнал твоего кузена Мевари и двух мальчиков. Она тоже была там, я узнал ее даже без луны: ее светлые волосы развевались как знамя. Тело завернули в простыню, но она была вся в дырах, и лицо оставалось незакрытым. Я разглядел достаточно, чтобы узнать его, а затем, даже при свете звезд, увидел тусклый блеск колец на левой руке Он был тяжелым. Они немного повозились из-за крышки. Она помогала. Потом Мевари и оба мальчика задвинули крышку и ушли.
— Боже милостивый. Ты уверен?
— Полностью. Я находился довольно близко к тому месту и всего в пятнадцати футах над ним. Это Сайрион, и он мертв, как только может быть мертв человек.
Ройлант снова сел. Руки у него тряслись.
— Он допускал, что это будет рискованно.
— Значит, он оставил вам запасной план.
— Да. О боже. Я надеялся держаться в стороне. А Сайрион — я считал его несокрушимым.
— Хитрый дьявол, — согласился наемник. — Но даже лис ловят.
— Я виню себя.
Наемнику стало скучно. Он был солдатом и привык, что внезапная смерть — обыденность, а не выдающееся событие.
Расспросив его еще немного, Ройлант отпустил наемника в условленное место, а сам принялся расхаживать по комнате. Он с ужасом почувствовал себя человеком, который нечаянно вызвал крупное бедствие. Сайрион. То, что Сайрион мертв, невероятно. Ройлант не верил. Он лихорадочно вспомнил рассказ караванщика о Рыцарях-Голубях. Как Сайрион притворился мертвым, впав в глубокое беспамятство. Если предположить, что такая магия возможна, не мог ли он и теперь так же симулировать смерть?
Если бы Ройлант был свидетелем последовательности действий на крыше террасы, он, возможно, отложил бы даже эти надежды в сторону. Вино было определенно отравлено, кто бы ни признался в отравлении. И Сайрион вылил все содержимое чашки в рот, сопроводив его большим болезненным глотком. Небольшое количество жидкости можно было бы оставить во рту и не глотать. Но Сайрион поглотил большую часть. Глупо игнорировать и шутливые слова Мевари: «Одного глотка будет достаточно». Если отрава действительно настолько сильна, то даже если ее немедленно выплюнуть, смешавшийся со слюной остаток на ротовой полости и языке окажется смертельным.
Более поздняя драма, разыгравшаяся за закрытой дверью покоев Элизет, могла бы дополнительно лишить Ройланта уверенности. Во время этой драмы тело Сайриона подверглось многим видам испытаний для обнаружения признаков жизни. Его били, щекотали, прижигали, кололи булавками, но оно оставалось вялым, и поднесенное к лицу зеркало ни разу не запотело от дыхания.