О Рыцарях-Ангелах никогда не было известно ничего, кроме слухов. Молодой король в Херузале считал их, по-видимому, полезными. Или же он тоже их боялся. Очевидно, он выделял в их казну большие суммы. Их крепости стояли желтыми отметинами по всему периметру пустыни, от Херузалы и до самого Даскириома на севере.
Над Клувом пламенел маково-красный короткий пустынный закат, горели костры за пределами обожженных глинобитных жилищ, а высоко на скале, подобно раскаленному углю, пылал замок-крепость. Над башнями кружило несколько птиц — пухлые ручные почтовые голуби.
На окраине деревни, где стояли последние жилища, женщина, наклонившись, помешивала варево в котелке на костре — и вдруг застыла, вглядываясь в пески. С западной стороны, где тьма уже поднялась подобно горе цвета индиго, приближался человек. Коня у него не было, он передвигался пешком, часто спотыкаясь. Одет он был в одежду кочевника, но его лицо, обрамленное светлыми волосами, было белым и с правой стороны потемнело от крови. Пока женщина смотрела, он вошел в деревню и сразу направился к ней. Встревоженная женщина, поднявшись, позвала из дома своего мужа.
Незнакомец остановился в паре ярдов от нее, слегка покачиваясь.
— Мне нужна ваша помощь, — проговорил незнакомец. — Вы мне поможете?
— Кто это? — спросил муж женщины, появившийся рядом с ней.
Незнакомец осел на землю, как падает нетвердо стоящий на ногах ребенок.
— Ты хочешь сначала услышать мою историю? — спросил он. — Тогда слушай. В оазисе с одиноким деревом я встретил Белого Всадника. Он разбил мне голову булыжником, заранее предупредив, что меня здесь полюбят благодаря его проступку.
Женщина вскрикнула. Ее муж принес кожаную флягу с водой и поднес ее ко рту незнакомца. Когда незнакомец выпил, мужчина настойчиво поинтересовался:
— А как же хижина в оазисе?
— Сожгли, а ее хозяина убили. Не говоря уже о его голубях.
Мужчина втянул в себя воздух, женщина тоже.
— Это многое объясняет, — сказал он. — Господин незнакомец, — обратился он к распростертому на земле человеку, — вам нужно пойти со мной.
— Меня зовут Сайрион, — представился незнакомец. — Куда пойти?
— В крепость. И быстро.
— Значит, это правда? Он сказал, что меня хорошо примут в Клуве за то, что я пожалуюсь на него… кем бы он ни был…
— О, мы знаем о нем, — подтвердил мужчина. Он поднял незнакомца на ноги, и они начали взбираться по тропе к высокой крепости.
По пути многие бросали свои дела, чтобы поглазеть на них. Некоторые задавали непонятные вопросы своим односельчанам, отвечавшим так же загадочно. Несколько человек бросились на помощь, но их отослали обратно. Дорога вверх по скалистому склону была крутой, и дело бы осложнилось, если бы раненый потерял сознание.
Они подошли к неясному силуэту внешних ворот. Наблюдавшие за подъемом часовые в белых плащах, неподвижные, словно фигуры, сделанные из того же материала, что и стена, теперь зашевелились. Один крикнул вниз с двадцатифутовой надвратной башни:
— Чего надо?
— Этот человек, — крикнул в ответ селянин из Клу-ва, — принес вести, которые ожидает Великий магистр Хулем.
На зубчатой стене зашевелился еще один белый плащ. Он что-то сказал первому, а тот, в свою очередь, заорал селянину:
— Пускай войдет.
— ТЕБЯ ЗОВУТ САЙРИОН? — спросил Младший магистр крепости Клув. — Это потому, что ты родом из Сайроама?
— Может — да. А может, и нет.
В освещенном факелами и хранимом высоким очагом от холода пустынной ночи квадратном каменном зале, вмещавшем стол, уставленный мясом, фруктами и вином, и застывших как копья Белых Рыцарей, с раненым незнакомцем обошлись благородно. Он ожидал чего-то сурового или откровенно грубого, но солдатские руки почти нежно ощупали рану на его лбу и перевязали ее. Последовавшая за этим трапеза была не то что хороша — превосходна. Только частокол охранников, все до единого наготове, создавал атмосферу скорее настороженного ожидания, чем гостеприимства. Однако Великий магистр Хулем, который, по общему мнению, жаждал новостей, так и не появился. Только что вошедший Младший магистр, кажется, был склонен скорее к вежливой болтовне, чем к расспросам.
Однако гость знал, что в этом печально известном святилище нельзя проявлять нетерпение или сарказм.
Младший магистр имел кожу и волосы цвета песка. Сейчас его песочные глаза стали тверды, как кремень, и он велел: