— Ройлант, — прервала она, — этот человек был вором.
— Который ничего не украл и не пытался украсть.
Толпа была в восторге. Вокруг стояли зеваки и улыбалась им — сердитой молодой женщине-аристократке с золотыми волосами, щеки которой горели так, словно хотели поджечь ее вуаль, и высокому, но коренастому молодому человеку, чьи волосы уже загорелись.
— Ты хочешь сказать, — протянула она, — что я вышла за тебя замуж только для того, чтобы убить?
— Почему нет? Именно это обещали все слухи.
— Мы уже говорили об этом раньше. Я думала, ты не принимаешь слухи всерьез.
— А ты?
— Если нет, то разве ты настолько глуп, чтобы приехать сюда и жениться на мне?
— Может, я жажду смерти? — пробормотал Сайрион. — Конечно, женушка, дорогая, теперь мы с тобой одно целое. — Он посмотрел на свои ободранные сапоги, сделал неприличную паузу перед очевидным и добавил: — Но хрен ты получишь мою жизнь.
А затем, ошарашив ее еще сильнее, чем если бы он дал ей пощечину, он отнял платок от губ и одарил ее самой ослепительной и злой улыбкой, какую она когда-либо видела. Улыбка эта была так прекрасна, что все его лицо изменилось и перестало быть лицом Ройланта, и так страшна, что она отступила на полшага, прежде чем поняла, что делает. И, к своему абсолютному и неуместному ужасу, наступила на упавший апельсин, который тут же лопнул, заставив толпу практически задохнуться от радости.
С трудом сдерживая себя, но все же преуспев, Элизет сначала побелела, потом покраснела и, наконец, посерела.
— Если ты так думаешь, — сказала она, — или если это твоя шутка, то ты достоин презрения. Ущерб нанесен, но может быть возмещен. Я твоя жена только на словах — и останусь ею только на словах. Подойди к двери моей комнаты — и увидишь, что она заперта. — Несколько человек в толпе радостно закричали. Она не обратила на них внимания. — Возвращайся в свое прекрасное поместье в Херузале без меня, — закончила она. — Пойди поухаживай за какой-нибудь безмозглой женщиной, которая захочет слушать твои жалобы, если она окажется достаточно глупой. Да, ты получишь развод. С удовольствием. И больше ничего. — После чего она крикнула таращившемуся на них пьяному Хармулу: — Слезай!
Хармул, кивнув закружившейся головой, попытался спешиться и свалился с мула. Элизет в одно мгновение с акробатической ловкостью совершила три действия: взметнула морскую волну юбок, замерла в боковой посадке с одним стременем и соблюла при этом все приличия, — чем бесспорно завоевала сердце своей большой аудитории. Взбешенная, она пустила мула в галоп, расчистив выход через рынок к воротам под градом цветов.
ФЛОР БЫЛ ФОРМАЛЬНО УКРАШЕН для празднования. В урнах стояли коричневые пальмовые ветви и цветы, а в павильоне на крыше горела ароматическая свеча, окруженная мертвыми мотыльками.
— Это было еще до того, как он сообщил это половине города. — Голос девушки дрожал то ли от тревоги, то ли от стыда, то ли и от того, и от другого.
— К восторгу Кассиреи.
— Но ты понимаешь, что я имею в виду?
Пауза.
— Никто не вспомнит сути, только зрелище, — утешил Мевари.
— Если он вдруг умрет, — ее голос стал твердым, как стальной клинок убийцы, — если это случится, Мевари, они вспомнят.
— Тогда, — ответил Мевари, — мы должны пожелать нашему дорогому кузену Ройланту долгой и здоровой жизни. Ей-богу, каким он становится занудой. Как жаль, что этот несчастный нож сломался.
После этого наступила полная тишина, и в сумеречном воздухе над крышей, наряду с запахом духов и трепетом тусклых огоньков, раздался какой-то треск, знакомый всем, кто когда-либо поднимался по лестнице на террасу.
ИЗМУЧЕННАЯ НОВОИСПЕЧЕННАЯ ЖЕНА вернулась домой во Флор одна, почти за целый час до того, как появился ее муж, прикрывая платком нижнюю часть лица. Хармул угрюмо плелся в четверти мили позади, и ни носильщиков, ни носилок с ними не было.
Элизет к тому времени уже была у себя. Мевари, перегнувшись через выщербленные перила и обломки рассохшейся мебели, забросал кузена расспросами. Все признаки разгула исчезли с его лица. Кузен Ройлант, казалось, нуждался в лекаре.
— На меня напал какой-то фанатик или грабитель. Потрясенный, я ляпнул что-то неразумное.
— Понимаю.
— Надеюсь, она простит меня. Я иронизировал, но был принят всерьез. Подозреваю также, что у меня сломан зуб. Я едва могу шевелить губами от боли.
— Тогда лучше прибереги свои слова для Элизет. Я думаю, она собирается заморозить тебя до смерти сегодня ночью.