Ибо он состоял из того и другого одновременно.
После этого он сомневался относительно своего устройства, пока Джордан не позволил ему взглянуть на структуры его собственной обучающей ленты — тогда Гранту исполнилось шестнадцать и он начал изучать продвинутый курс моделирования. Правда, до тех пор он сам сумел разгадать многие структуры собственной обучающей ленты. Джордан лишь подтвердил его догадки, раскрыв соответствующую книгу со схемами. До сих пор Грант не сумел обнаружить в своей структуре ни одной линии, которой объяснялась бы боязнь интимных отношений.
Но альфа непрерывно меняли собственное строение. То был постоянный процесс, очень напоминавший балансирование на краю пропасти. Только в качестве пропасти в данном случае выступал хаос. Ни одна черта не могла возобладать — все строилось на взаимном противовесе.
В противном случае мир грозил кануть в пучину хаоса.
Жизнь прекратилась бы.
Ази, сумевший стать собственным наставником, буквально напрашивался на неприятности. Ведь ази — существо невероятно хрупкое. И Грант не смог бы совладать с ситуацией, которая грозила ему бедой. Вокруг велась игра более масштабная, чем юноша-ази мог понять.
«Черт побери, Джастин!» — мысленно выругался он.
Беглец вытер глаза левой рукой, не снимая правую со штурвала, одновременно пытаясь смотреть вперед. Время от времени Грант повторял себе, что ведет себя как последний дурак.
Как урожденный человек. Как все они…
«Предполагается, что я намного умнее, — размышлял беглый ази. — От меня ожидают сногсшибательной гениальности. Правда, обучающие ленты отчего-то не работают, как задумывалось, и я не таков, каким они меня задумывали.
Возможно, я просто не использую свои задатки.
Так почему же я не повысил голос? Почему не схватил Джастина за шиворот и не отволок к папаше, пусть даже мне пришлось бы ударить его?
Потому что я ази. Да, черт возьми, именно потому. Потому что я становлюсь размазней, едва они начинают вести себя, как… Я просто перестаю рассуждать. Проклятие, проклятие, проклятие! Мне следовало остановить его, втащить в лодку, увезти к Кругерсам, спасти, и тогда он сумел бы защитить нас обоих; и Джордан мог бы со спокойной душой предпринять что-нибудь. О чем он думал?
О том, что это мне не под силу?
Проклятие, в том-то и заключается моя беда: я не могу вести себя уверенно, вечно сомневаюсь перед тем, как сделать что-нибудь, и в конце концов оставляю все как есть. Я просто выполняю приказы…
… Потому что проклятые обучающие ленты вцепились в меня мертвой хваткой. Они никогда не приказывали мне колебаться, они просто заставляют меня действовать подобным образом, потому что обучающие ленты уверены, чертовски уверены в себе, и ничто в этом мире не…
Потому-то мы никогда не принимаем собственные решения. Мы познали нечто не подлежащее сомнению — то, что неизвестно урожденным людям. Именно в этом наша беда…»
Лодка вновь ударилась о какое-то препятствие, и корма заходила ходуном. Чтобы удержать равновесие, Грант на мгновение выпустил руль, а потом, судорожно схватив его снова, обливаясь потом, лег на прежний курс.
В самом деле, он ведет себя как дурак. Неожиданно суть этой догадки стала ясна Гранту — так ясна, что он едва не наскочил на мель и не пропорол днище лодки. Нечто подобное случалось с урожденными людьми, обязательно подметил бы Джастин — случилось бы с кем угодно; именно в этом и заключался смысл сущего — вторая грандиозная истина за шестьдесят секунд. Ум Гранта работал исключительно четко, подстегнутый страхом, функционировал сверхбыстро, ибо в какой-то момент юноша неожиданно подумал, что подобные мысли могут приходить в голову только урожденному человеку и возможность свалять дурака как бы венчала весь процесс понимания: нужно просто загнать поглубже сомнения и двигаться вперед, как учил Джордан. Сомнения — не обучающая лента, поговаривал отец. И не жизнь. Вселенная не погибнет, если вдруг сделаешь что-то не то. Не погибнет, даже если ты вдруг свернешь себе шею. Рухнет только твоя крохотная Вселенная, понимаешь?
«Я думаю так», — говорил он. Но это оказалось ложью. Как выяснилось только что, когда жизнь все расставила по местам. «Я свободен, — подумал Грант. — Здесь или у Кругерсов — я свободен, впервые в жизни мое положение зависит только от меня». Мысленно выдержав паузу, беглец признался себе: «Правда, не уверен, что мне это нравится».
«Идиот, очнись! Оглянись вокруг. Боже, неужто самолет опять возвращается?»
Неожиданно сзади вспыхнул яркий свет.
«Лодка. Боже, сзади лодка!»
Беглец включил скорость. Задрав нос, лодка с ревом понеслась по Кенникату. Грант включил бортовые огни. Их отражения тотчас засверкали в черной воде — в той самой, что вскипала позади пенными бурунами меж берегов, расположенных более близко друг к другу, чем на Волге. Берега густо поросли плакучими ивами, с возрастом обретавшими ломкость; их древесина стремительно трухлявела от времени. Из-за узловатых стволов река изобиловала топляком, представлявшим для судоходства большую опасность, нежели скалы, ибо полузатопленные стволы деревьев постоянно перемещались с места на место.
Беглец решил, что зажженные бортовые огни в его положении меньшее зло, нежели гонка впотьмах наугад.
Возможно, преследователи вооружены. Возможно, у них более мощная лодка. Грант удивился бы, если бы в Моривилле нашлась более быстроходная лодка; несказанно удивился бы, признался себе юноша, чувствуя предательский холодок в груди и наблюдая за скольжением света головного фонаря преследователей по берегу на очередном повороте, после чего свет снова появлялся в его зеркале заднего вида.
Возможно, это лодка со станции очистки воздуха; возможно, там тоже есть лодки — Грант теперь не знал точно.
Оглянувшись, беглец снова перенес внимание вперед, на середину канала, о чем настоятельно просил Джастин. Джастин, по крайней мере, катался на лодке вверх до Моривилля и вниз до станции очистки воздуха и беседовал с людьми, ходившими по реке до самого Новгорода.
Джастин вел беседы, а Грант главным образом разглядывал примыкавший к Новгороду участок реки, ибо он интересовал ази больше остального. Да, однажды братья Уоррики обсуждали мысль взять лодку и отправиться по реке к Новгороду.
Резко повернув штурвал, Грант обогнул предательски затаившуюся в воде корягу, один сук которой грозно топорщился над речной гладью.
Чертово дерево! Грант в последний момент разглядел месиво корней и, не оглядываясь, снова в отчаянии налег на штурвал.
Боже, если по курсу попадется хоть одна коряга и днище заденет ее…
Лодка беглеца стрелой летела все дальше.
А погоня преследовала его, пока справа не показались огни, о которых предупреждал брат. Едва завидев их, Грант в панике подумал: засада! Теперь ему везде чудился враг…
Однако огни горели слишком далеко от реки, к тому же их было очень много — огоньки мерцали за выстроившимися стеной плакучими ивами, красные огни горели на вершинах холмов, предупреждая экипажи самолетов об опасности.
И тотчас колени паренька начали подгибаться, а руки затряслись. Оглянувшись, он не увидел света погони и впервые за все время вспомнил о записке брата, которую тотчас решил переложить в карман. Вместе с запиской он предусмотрительно изъял из блокнота и следующую, чистую страничку, дабы заинтересованные лица не смогли восстановить по отпечаткам на ней содержание написанного — в случае, если лодку все-таки вернут в Ресион.
Грант тотчас сбавил скорость, с беспокойством высматривая причал. Свет фонаря выхватил из мрака ржавую металлическую стену, затем — еще одну, а потом…
Внезапно юноша понял: баржи. Ведь Кругерсы — прежде всего шахтерский поселок. То были баржи для перевозки руды, пусть не столь большие, как приходившие с севера; но зато весь берег служил причалом и здесь было где приткнуться небольшой моторной лодке, нашлась даже лестница, по которой можно было подняться с нижнего уровня пристани на верхний. А это означало, что он добрался-таки до цивилизации и может позволить себе расслабиться. Впрочем, Грант не собирался терять бдительность. Он даже в мыслях не допускал возможности воспользоваться радиосвязью, ибо Джастин ни словом не обмолвился об этом; к тому же ази все равно не умел ею правильно пользоваться. Он просто несколько раз просигналил — и кто-то зажег на причале свет. А потом из темноты показались люди — проверить, кто пожаловал к ним в столь неурочный час.