— Там какой-то кипиш, давай быстрее.
— Почти закончил, сохраняю полученные сведения.
Через пару секунд я услышал в динамиках: «Готово». Быстро отключился, жестом включил маскировку, подошёл к двери, у которой всё затихло. Я решил приоткрыть её и проверить обстановку снаружи. Подумал, что даже при наличии там противников, они не откроют огонь сразу, рискуя подстрелить своего же сотрудника. Дёрнул ручку, но та не поддалась, лишь раздался повторившийся дважды звуковой сигнал, который, судя по всему, должен был значить, что дверь заблокирована. Наступившая тишина прервалась, люди снаружи снова куда-то спешили, то ли прибывали, то ли наоборот, отступали. Я чуть отошёл от двери, услышав выстрелы, сначала один, потом их количество росло. Дверь, оказавшаяся достаточно прочной, чтобы пули не проходили насквозь, всё же покрылась буграми от попаданий с той стороны. «Они что, свою же дверь по-другому открыть не могут?» — задавал я себе немой вопрос, когда меня едва не напугал Айзек:
— Системы камуфляжа отключены.
— Какого чёрта? — Не понял я. — С батареями всё в порядке должно быть.
— Питание в норме.
— Активировать камуфляж. — Приказал я, списав эту внезапность на сбой.
— Невозможно.
— Причина?
— Недостаточно прав для исполнения команды.
— Ну ты и падла. — Сердито выпалил я.
Он ничего не ответил, я поискал взглядом укрытие. Найдя нечто подходящее, занял позицию, в которой смог бы отбиваться, когда местная охрана разберётся с разделяющей нас дверью. Если прислушаться и взглянуть на неё, то складывается впечатление, словно там половина из них стрелять не умеет. Иначе, я не знаю, как можно не попасть в такую мишень с пары метров. Накидку отстегнул и бросил рядом, открывая более удобный доступ к боекомплекту. Гранаты использовать не вариант, разве что если себя решу добить. А ведь даже взял с собой парочку, сам не понимая, зачем они мне. Ближний бой тоже не навяжешь, а без преимущества внезапности смысл этой затеи уходит в область отрицательных значений.
— Что насчёт остальных систем, хоть что-то работает? — Спросил я у Айзека.
— За исключением энергоэлементов всё работает в штатном режиме.
— А камуфляж?
— Недостаточно прав для использования.
— Да хрен с тобой, железка, сообщение отправить у меня есть права?
— Подтверждаю.
— Если зафиксируешь остановку сердца, отправь все собранные данные Мишке, и туда же запись сделай.
— Принято. Начинаю запись.
Три щелчка, начинаю говорить: «Миш, в общем, дело такое: попал я в передрягу на задании, если до тебя дошло это сообщение, то, наверное, поминай как звали меня уже. Хотя, хах, ты же и не знал никогда моего имени. Ладно, я облажался, но, возможно, вам смогу подсобить. Я попросил свой ИИ скинуть тебе всё, что насобирал сегодня. Только сам не подставляйся, нечисто что-то с этим делом. Ладно, увидимся на той стороне».
— Завершить.
— Запись сохранена.
— Ну а теперь свяжись со штабом и помощи попроси.
— Связь с запрашиваемым источником запрещена.
— Ну и пошёл ты… Режим открытого столкновения.
— Принято.
Я принял удобное положение, выцеливая дверь. Мысленно я уже приготовился к собственной смерти. В такие моменты попрощаться с жизнью и действовать просто из инстинкта, что ли, — лучший вариант. Если ты уже понял, что тебе не выбраться, но цепляешься за зыбкие надежды вернуться домой, шансов выйти из передряги дышащим у тебя не то, чтобы много. Что же до меня… А мне и возвращаться-то некуда. Подобранный с улицы беспризорник, что ещё будучи подростком готовился к жизни убийцы, я никогда не был инициативным или любопытным, но сейчас мне впервые по-настоящему захотелось вернуться если не в какое-то определённое место, которое я мог бы назвать домом, то хотя бы просто к друзьям. Помочь им, чем смог бы, с решением занявшей их умы загадки того странного случая, невольным участником которого мне недавно довелось стать. Но вот за дверью всё затихло. Так всегда бывает перед тем, как она вылетит, выбитая зарядом взрывчатки. Похоже, пришло и моё время раздать долги тем, кого я на тот свет отправил. Правда, едва ли моей жалкой душонки хватит на всех.
2.
Солодов А. А.,
доктор физико-математических наук,
преподаватель МГУ.
52 года до Инцидента.
Солодов сидел в аудитории, проводя экзамен. Студент, вытянувший счастливый билет, мялся, не мог вспомнить, как зовут его преподавателя. Попросив пригласить следующего, он отпустил разгильдяя с тройкой, позволив не мучиться. В этот день он заручился уважением ещё одной группы студентов, не отправив ни одного из них на пересдачу. Во время занятий он был строг, а его обычно серьёзное выражение лица лишь больше играло на образ принципиального педагога, что будет гонять тебя на пересдачи до тех пор, пока ты не освоишь программу курса в полной мере. Первокурсники, конечно, были удивлены столь простым и снисходительным отношением преподавателя к итоговому мероприятию. Последний же просто хотел дать им спокойно отдохнуть летом. Насчёт своих отдельно взятых коллег, убеждённых в том, что получающий высшее образование не может иметь никакой жизни, кроме как академической, все эти четыре, а то и шесть лет, Солодов думал: «Они, верно, сами не были молодыми, не знают, что нужно людям и расслабляться когда-то». Но в этот раз была и другая причина, никак не связанная с его, Солодова, лояльностью по отношению к учащимся. Вот уже несколько месяцев его преследовала навязчивая идея сформулировать теорию, идущую вразрез с постулатами актуальной науки. Именно «идея» предпочитал он называть гипотезу, что собирался представить научному сообществу, зная: он уже не сможет просто взять и выбросить её из головы. Александр Александрович знал, что это будет значить для его карьеры; отлично представлял себе лица и комментарии коллег, безмолвно вписывающих его в список фантастов и любителей поискать инопланетян. Хорошо, если подобные кривотолки не просочатся из этого самого научного сообщества в образовательное, если его не решат отправить на пенсию раньше срока. В прочем, такого рода перспектив он не боялся, мысленно аргументируя это возрастом, в котором, по его мнению, уже либо писать свой магнум опус, либо заканчивать писать вообще. В душе он надеялся на то, что его идеи — это нечто опережающее своё время, скромно и тихо мечтая остаться в истории, хотя бы даже непонятым гением. В том, что идеи именно его, Солодов порой сомневался. Иногда казалось, будто кто-то незримый нашёптывает ему концепции, вкладывает прямо в голову некое понимание или больше ощущение темы. Тогда глупые и наивные на первый взгляд предположения вдруг открывались ему под другим углом, и с этого положения можно было увидеть их истинную глубину, сокрытую от невнимательного наблюдателя.