Собравшийся культ распался также неожиданно, как и появился, в один день, без каких бы то ни было видимых причин. Вчерашние верующие в Хозяина хватались за голову, извинялись за своё поведение и предлагали загладить вину позже, когда всех их наконец выпустят с территории. Целая делегация фур в это время собралась во дворе закрытого объекта: привезли продовольствие. Большая его часть отправилась под землю, и с тех пор вход был запечатан снаружи. У кого интуиция получше была, тот сразу почуял, как густеет атмосфера вокруг полигона «Орёл-Н», иные были либо слишком недогадливы, либо надломлены внутренне. Козырьков волновался, не потеряет ли свою неформальную должность за время этого небольшого перерыва. Он не сомневался, что необычные события продолжат происходить и дальше, просто боялся, что этого может не понимать начальник. Тот, однако, выглядел так, словно дошёл до этой мысли намного раньше.
— Как будто реальность с нами играется, в пляс пустилась. — Говорил пьяный начальник Юрия.
— Не говорите глупостей. — Отвечал Юрий, хотя сам порой был готов согласиться с ним.
— Не, Юр, правда, ты сам посмотри: у нас пропадают вещи, люди, мужики здоровые с ума сходят в мгновение…
Козырьков всё больше времени проводил в беседах с ушедшим в запой начальником охраны, ему казалось, что так он поддерживает собственное здравомыслие. Он и сам замечал, что время от времени они могли не досчитаться кого-то, а уж жалоб на исчезновение какой-нибудь личной безделушки он наслушался до конца жизни. Тем не менее, чувство долга заставляло его безукоризненно сохранять рассудок, стараясь сильно не задумываться ни о причинах, ни о следствиях. Другие же всё плохели и плохели с момента очередного запуска прототипа. Инциденты с ложной памятью или провалами в ней прекратились, но на смену им пришла волна психозов и помешательств. Притом, были они несравнимо сильнее тех, с которыми служба безопасности столкнулась в самом начале. Порой люди доходили до самоистязания и даже кончали с собой, и всё это без очевидных причин или повода. Самым же страшным было то, что такого человека можно было вычислить заранее, если хорошо присмотреться: сначала бедолага начинает страдать от недомогания, кожа бледнеет, взгляд становится стеклянным, в речи всё чаще звучат упаднические мысли. Далее начинается шизофазия, за ней непременно следует тяга к саморазрушению, каждый раз оканчивающаяся смертью больного. Спасти не удалось даже тех, чьё расстройство было обнаружено на ранней стадии. Их привязывали к койкам, заперали в обложенных матрацами комнатах, накачивали успокоительными, — ничего не давало эффекта. Если больной не мог убить себя физически, у него просто пропадал пульс. Достаточно квалифицированных врачей на объекте не было, так что причина такого вот синдрома внезапной смерти так и осталась загадкой. Все думали, будто страшнее ничего быть не может, в коллективе вновь зиял раскол, вызванный чьим-то неаккуратным предположением о вирусной природе странной болезни. Запертые и напуганные, люди прятали еду друг от друга, готовясь сражаться за неё, если придётся. Козырьков уже не проявлял своей сердобольности, ему очень уж не хотелось заразиться «суицидальным расстройством», в существование которого он, несмотря на отсутствие доказательств, верил. Вместо этого он продолжал делать вид, будто ему крайне интересно обсуждать с начальником личную жизнь, перекидываться случайными историями из прошлого, вспоминать старых друзей. Подобно другим стихийным приступам безумия, этот, казалось бы, тоже постепенно сходил на нет. Правда те, кто уже побледнел, не вернулись к нормальной жизни, вместо этого в их глазах замерцало нечто зловещее, не замеченное никем вовремя.