— Имей в виду, второго шанса нет. И копировать ничего нельзя, — предупредил он.
Возможно, благодаря таким мелочам у меня и складывалось впечатление, что Александр Иванович на моей стороне. Ведь он мог бы ничего не говорить, а я была уверена, что получила доступ к архиву и могу постепенно изучать материалы дела.
Я не стала спешить — и правильно сделала. Год я занималась мнемотехникой, чтобы научиться запоминать как можно больше информации, и в архив отправилась во время летних каникул. Мне выдали папку, толщиной с анатомический атлас, и коробку с пленками, записями допросов. Отвели в комнату с проектором и экраном. И приставили двоих наблюдателей, чтобы я ничего не записывала и не фотографировала.
Я провела в архиве несколько часов. К счастью, не пришлось разбирать чужой почерк и просматривать все пленки. Расшифровки допросов напечатали на машинке. Протоколы осмотров и экспертиз — тоже. То немногое, что написано от руки, читалось легко.
Обвинение основывалось на признании отца. Он подтвердил, что считает себя виновным в случившейся трагедии, так как пренебрег своими прямыми обязанностями. В желании убить императора он не признавался, этот вывод сделали из-за предсказания деда и показаний Артемия Михайловича Романова. Но если дед сына в измене не обвинял, а лишь предупредил о возможном теракте, то Артемий Михайлович делился отчетами агентов о теракте готовящемся. Ни имен агентов, ни письменных отчетов в деле я не нашла.
Что ж, яблочко от яблоньки, как говорится…
Отец Ольги уверял меня в том, что он — друг моего отца. Хороша дружба. И Ольга — вся в отца.
Впрочем, каждый протокол бы заверен эспером: «Подлинность информации подтверждаю. Николаев А. А.» И печать с гербом империи, изображенном на щите. А Артемий Михайлович напрямую друга не оговаривал.
Все косвенные улики были против отца.
Вывод по сохранившимся записям телефонных разговоров: надлежащий контроль не осуществлен.
И странно, куда делась запись того разговора, что слышала Яра? Та, где отец категорически запрещал проводить испытания.
Или вот… Павел Петрович Шереметев, отец Матвея, утверждал, что в последнее время Иван вел себя нервно. О причине он не упоминал, но посчитали, что нервничал отец из-за готовящегося покушения.
Те, кто мог бы свидетельствовать в пользу отца, погибли на полигоне. Те, кого там не было, либо ничего не знали, либо строили предположения.
Единственный документ, который я посчитала достоверным — это расчеты, доказывающие, что взрыв ракетного топлива произошел из-за ошибки в формуле. И — вновь косвенная улика — ошибки намеренной. Так как в дублирующем документе из института ядерной физики этой ошибки не обнаружили.
«Иван не мог так ошибиться, его подставили». Кажется, кроме меня, Павел Шереметев — единственный, кто сомневался в виновности Ивана Морозова.
Михаил Савельевич Бестужев, отец Савы, в деле не фигурировал вовсе. Он имел отношение к производству ракет, но к нему у следствия вопросов не возникло. Экспертиза подтвердила, что взорвавшаяся ракета соответствовала всем нормам, чертежам… короче, была исправна.
Интересно, как они это определили? По пеплу? По оставшимся отчетам?
Полагаю, императора легко убедили в том, кто виновен в случившемся. Многие упоминали о конфликте между Всеславом Михайловичем Романовым и Иваном Морозовым. Какой-то неприятный разговор, случившийся во время приватной встречи где-то за полгода до взрыва на полигоне. В деле, естественно, никаких подробностей, только упоминание, как возможная причина ненависти Ивана Морозова к императору. И навряд ли его императорское величество мне о том расскажет…
Благодаря тому, что я занималась мнемотехникой, удалось запомнить все имена, упоминающиеся в деле отца. Из них я и составила свой список. Встретиться с каждым — и поговорить. Напрямую или как-то иначе, в зависимости от обстоятельств. Мне нужно докопаться до истины.
Имя матери стояло в этом списке первым, потому что она могла знать о том, что случилось на самом деле. Как минимум, о конфликте с императором. Я не стала бы встречаться с ней из-за родственных связей.
В деле я нашла и приговор, и распоряжение императора относительно имущества Ивана Морозова и предписание членам его семьи, и отказ матери от дочери Яромилы. И ни одной причины кроме той, о которой упомянул император.
Проклятие рода. Дед был против моего рождения, уговаривал мать сделать аборт. Он видел смерть своего сына, как-то связанную со мной. Пророчество сбылось. И я должна была умереть, но…
Вмешались боги. Мара, Святогор, Велес, Лель. И, что интересно, здесь о них… слышали. Но давно позабыли. Основная религия — православие, и бог один — Иисус. Почему они вмешались? Загадка. Но не привиделась же мне Мара. И две разных жизни.