Разговор перешел на изящную словесность, и тут выявилось, что мисс Октавия читала по-французски все подряд и по своей застенчивой гордой невинности и недостаточному знанию языка с его коварными тонкостями проглатывала и такое, чего благородной девице читать не полагается. Кортленд пообещал прислать кое-какие книги и даже осмелился порекомендовать ее вниманию некоторые американские и английские романы, не слишком «северные», или «философские», по понятиям южан. У него зародилось уважение и участие к этой угрюмой, одинокой девушке, стесненной традициями и не так просвещенной, как придавленной жизненным опытом. Он сам не заметил, как заговорил откровенно и доверительно, обращаясь к спутнице, к этой вскинутой голове, надменно выгнутым бровям и орлиному носу, и вдруг поймал себя на мысли, каким красивым, благородным братом могла бы она стать для кого-нибудь. Когда дошли до дому, он, снисходя к традициям семьи, присел на одной из нижних ступенек веранды, тогда как мисс Октавия, колыхнув своими юбками, села двумя ступеньками выше. Это позволило ему на местный томный лад опереться на локоть и смотреть девице в глаза, в то время как она с той же томностью глядела на него сверху вниз. Но минутой позже мисс Рид вдруг наклонилась вперед и, метнув острый, быстрый взгляд в самую глубь его мыслей, сказала:
— И вы хотите уверить меня, полковник, что между вами и Салли Даус нет ничего?
Кортленд не покраснел, не вздрогнул, не смутился и, отвечая, не покривил душой.
— Мы с нею, думается мне, добрые друзья, — сказал он спокойно, не уклоняясь и не поколебавшись.
Мисс Рид задумчиво глядела на него.
— Полагаю, так оно и есть… и больше ничего. Вот почему у вас все складывается так счастливо, — медленно проговорила она.
— Я вас как будто не совсем понял, — улыбнулся Кортленд. — Это парадокс… или утешение?
— Это правда, — серьезно сказала мисс Рид. — Кто пробовал стать для Салли Даус чем-то большим, тех покидало счастье.
— То есть… она их отвергала. Она в самом деле так безжалостна? — продолжал Кортленд, повеселев.
— Я хочу сказать, что счастье покидало их во всем. С ними непременно что-нибудь приключалось. И тут она ничем не могла помочь.
— Это — предостережение сивиллы, мисс Рид?
— Нет. Это — негритянское суеверие. И пошло оно от матушки Джуди, старой кормилицы Салли. Понимаете, вся их вера, их знаменитое «вуду» — это сплошное колдовство. Когда мисс Салли была еще младенцем, Джуди ей наколдовала, что каждый будет у нее в подчинении, пока он ее любит, а она не будет в подчинении ни в каком и ни у кого. Все их счастье переходит к ней, как только они подпали под ее чары, — мрачно добавила девица.
— Кажется, остальное я знаю сам, — подхватил еще торжественней Кортленд. — В апреле, в полнолуние, пойди и собери почки ведьминского ореха. Потом сорви три волоска из правой брови молодой девицы, когда она на тебя не глядит…
— Можете смеяться, полковник, ведь вы-то счастливы, потому что свободны.
— В этом я не совсем уверен, — сказал, он галантно, — так как в данный момент я должен был бы ехать в лечебницу навестить ради воскресенья своих болящих. Если приятное забвение времени и долга есть признак действия на тебя неких чар, боюсь, колдовство матушки Джуди не ограничилось только одною южной барышней.
Звук быстрых шагов по гравию дорожки заставил их обоих поднять глаза. К ним приближался мрачный с виду молодой человек, обутый в щегольские сапоги со шпорами и помахивающий тяжелым сыромятным хлыстом. Нарочито и все же с неловким смущением не замечая Кортленда, он коротко кивнул мисс Рид, взбежал на крыльцо, пронесся, не задерживаясь, мимо них и вошел в дом.
— Где ваша учтивость, мистер Том? — крикнула ему вслед девица, и на ее желто-бледной щеке проступил румянец.
Молодой человек что-то буркнул из передней, чего Кортленд не расслышал.
— Это кузен Том Хигби, — объяснила она почти презрительно. — У него, наверно, вышло что-нибудь неладное с лошадью; но папа должен поучить его, как себя вести. И… он, я думаю, не любит северян, — добавила она значительно.
Кортленд не дал воли раздражению, отлично понимая, что хотел выразить своим поведением кузен Том, и с улыбкой пожал на прощание руку мисс Рид.
— Это вполне все объясняет и, я готов признать, даже извиняет.
Все же впечатление от инцидента, когда он медленно брел обратно в Редлендз, почти совсем изгладилось. Неизжитая ненависть побежденных не впервой давала себя почувствовать нелюбезностью, прямой невежливостью; но так как это редко исходило от его старых личных противников — военных, а все больше от желторотых юнцов, от героев тыла и от политиканов, он позволял себе проходить с пренебрежением мимо. Всю следующую неделю он не видел мисс Салли.