— Какой? — уточнил быстро Плаксин. — Женского полу или мужского?
— Женского, — отчего-то смутился докладчик, — как империей управлять. И заодно ябеда на трёх злодеев — Остермана, Головина, Куракина. Правда, имена их не названы, но портреты узнаваемы весьма. Теодот мой слушал — сразу понял, о ком речь. И ещё — о герцоге речь, если поразмыслить…
— Всё тебя тянет поразмыслить, Кунерт, — вздохнул Плаксин. — Живи как птица. Пари и гадь, — продолжил он неожиданно свою мысль.
— Так и выходит, — мрачно отвечал Кунерт. — Моя сиятельная милость сожрёт меня, если узнает, чем я с тобою занят.
— У него так широко рот не откроется, — утешил Плаксин. — Были ещё разговоры?
Лакей опять отчего-то зарделся.
— Теодот показывал, что дворецкий у князя не просто дворецкий, а ещё и…
Он сделал непонятный округлый жест и цокнул, как белочка.
— Это нас не касается, — отмахнулся Плаксин, — каждый грешит, как ему угодно. Спасибо, Кунерт, свободен, заходи ещё.
— Следующий?
В дверь просунулась кудрявая голова, почти точно такая же, как у Цандера.
— Волли! — воскликнул Цандер. — Отчего ты здесь, не с патроном?
Кунерт кивнул обоим и пулей вылетел из так называемого кабинета — он отчего-то очень боялся Волли Плаксина.
— Меня сменили на час-другой, пока патрон за картами.
Волли Плаксин вошёл и сел на барабан. Он был такой же тощий циркуль, как и брат его Цандер, с таким же неприметным, словно стёртым лицом. Они были близнецы, но разные, и никогда никому не признавались, кто из них старше. В прошлом пажи Курляндской герцогини, они сделали блестящую карьеру, если, конечно, не терять чувства юмора — Волли вырос до начальника охраны дюка Курляндского и личного его телохранителя, а Цандер… Цандер был его главный шпион. Злые языки врали о братьях, мол, они начинали свою карьеру, сидя в печной трубе (ну да, чтобы подслушивать, недаром же они оба такие тонкие и длинные), но ничего подобного. Плаксины, или, по-немецки, фон Плаццены, в трубах не сидели, доверяли эту честь своим подчинённым. Зато великолепно умели делаться невидимыми в кружевных тенях, ходить бесшумно и читать издалека по губам.
Цандер Плаксин даже побывал как-то раз с дипломатической миссией в Польше — старшему графу Лёвенвольду нужен стал для его дел такой шпион, читающий по губам, и господин фон Бюрен (так звался тогда нынешний дюк Курляндский) одолжил дипломату своего подданного. Да, Цандер повидал на своём веку — и мир, и людей, и великие свершения.
— Ещё ждёшь кого? — спросил Волли, лениво потягиваясь и делаясь ещё длиннее.
— А как же. Балетница Крысина, из труппы господина Арайи. Полночь уже — а она никак не изволит.
— Занята-с, — усмехнулся Волли, — как закончит — так и доложится. Я уходил — они только отплясали, и к ней за сцену генерал один рвался, сам знаешь, какой… — Волли закатил глаза. — Наш безутешный вдовец.
— Что ж, подождём, — вздохнул Цандер. — Мне еще из их галиматьи экстракт выводить. Как раз утром отчитаюсь — и залягу спать до трёх.
— Прикрою тебя, — пообещал Волли.
Братья переглянулись — два чёрных одуванчика — и одинаково рассмеялись.
3. Леталь, куколд и ведьма
Доктор Яков Ван Геделе проснулся — и от того, что печка остыла, и от того, что запахло блинами. Золотистый, маслянистый, словно бы пухлый запах разом напомнил, где он ныне очутился и пребывает.
В Варшаве по утрам в их доме пахло сгоревшими зёрнами кофе, корицей, ванилью и, если ссора вчера была, то валериановыми каплями. Жена отчего-то любила ссориться с ним на ночь, а поутру садилась за стол молочно-бледная и укоризненно накапывала в рюмочку эти валериановые капли, словно мужу в назидание…
Доктор накинул халат и вышел в столовую. Да, гора блинов высилась, объятая паром, и рядышком уютно пыхтел на спиртовке чайник. Слышно было, как в прихожей кучер Збышка вдохновенно торгуется с каретником. Получается, что к вечеру будет и карета. На первых порах из крепости посулили прислать возок, — доктор взглянул на часы, и из часов, как по заказу, со скрипом свесилась кукушка, — десять, выходит, уж через час.
Прежде чем садиться за стол, Яков заглянул в комнату к дочке. Оса спала, вся под одеялом, с головой и пятками — холодно. Доктор не стал будить, пожалел. Вчера набегались, накатались, пусть спит. Тяжкий денёк был вчера, но вроде выстояли, отбились.
Он ведь забрал вчера дочку вовсе не из приёмной господина Окасека. Оса и авантюрная лейб-художница Аделина Ксавье обнаружились, наверное, в самом опасном месте на свете, практически в логове зверя. И в компании зверя… Вот странная есть у русских поговорка — не так страшен чёрт, как его малютка… Доктор отлично знал из писем бывшего своего патрона, что за дрянной человечек этот мальчик, Карл Эрнест фон Бирон. Обер-гофмаршал своих детей не завёл и о чужом писал безжалостно — дурачок, капризный, в папашу, истерик, не видящий берегов, жестокий озорник… Доктор застал свою дочь в зимнем саду герцогов Курляндских. Дворцовая контора примыкала крылом к тем покоям. Дети, Оса и опасный Карл Эрнест вдохновенно расставляли силки для тамошних попугаев и туканов, и легкомысленная дура Ксавье им помогала, в компании ещё одного дурака, бироновского наёмного гувернёра. Какое безумие — играть в лесу, где обитают львы, со львёнком! Когда в любую минуту за детёнышем могут явиться лев или львица. И еще ведь неизвестно, кто хуже: громокипящий злобный герцог или же его прохладная и скользкая, как шёлк, змея-супруга. Доктор поспешно увёл дочь и столь сердито нашипел в коридоре на дуру Ксавье, что та едва не расплакалась. Но потом проглотила слёзы и внезапно сказала: