– Да, ваше величество, – отвечал молодой человек.
– Почему же?
Дон Иниго не проронил ни слова.
– А ведь, право, при моем дворе, – продолжала Изабелла, – найдется немало должностей, весьма подходящих для молодого человека твоего возраста и для победителя с такими заслугами, как у тебя.
– Ваше величество заблуждается, говоря так о моем возрасте, – возразил дон Иниго, уныло покачав головой, – ведь я уже старик…
– Ты – старик? – удивленно воскликнула королева.
– Да, государыня, ибо стариком становишься, сколько бы лет тебе ни было, в тот день, когда все мечты твои разбиты. Ну а что до имени победителя, какое вы соблаговолили мне дать, как какому-нибудь Сиду, то я скоро утрачу его, ибо благодаря освобождению Гранады и свержению последнего мавританского короля Абу Абала в королевстве у вас нет врагов, побеждать больше некого.
В голосе молодого человека прозвучала такая глубокая скорбь, что королева с изумлением посмотрела на него, а донья Беатриса, которая, разумеется, знала о том, сколько мук принесла племяннику любовь, молча осушила слезу, скатившуюся по ее щеке.
– Куда же ты собираешься?
– Во Францию, ваше величество.
Изабелла чуть-чуть нахмурилась и спросила, обратившись к нему уже на вы:
– Не пригласил ли Карл Восьмой вас на свою свадьбу с наследницей Британии или, быть может, он предложил вам должность в армии, которую, как говорят, набирает, дабы завоевать Италию?
– Государыня, короля Карла я не знаю, – отвечал дон Иниго, – да и что бы он мне ни посулил, предложив драться в его армиях, я бы отринул его предложения, ибо служба у него означала бы, что я иду против моей обожаемой королевы.
– Так что же ты намерен делать во Франции, раз не думаешь там сыскать государя, который пришелся бы тебе больше по душе, чем мы?
– Я буду сопровождать туда друга, которого вы изгнали.
– Кто же это?
– Христофор Колумб, государыня!
Наступило недолгое молчание, и все услышали, как с легким скрипом приоткрылась дверь из кабинета короля.
– Мы и не думали, избави нас господь бог, изгонять вашего друга, дон Иниго, – снова заговорила Изабелла, и чувствовалось, что она не могла скрыть своего огорчения. – Но наши советники заявили, что условия, доставленные генуэзцем, неприемлемы и что, дав на них согласие, мы бы нанесли урон и себе, и нашей державе. Если бы ваш друг, дон Иниго, согласился на уступку, то благодаря доброй воле короля Фердинанда и тому сочувствию, которое я к нему питаю, его замысел легко бы осуществился, – значит, за неудачу он должен пенять на самого себя.
Изабелла умолкла, ожидая ответа дона Иниго, потом продолжила:
– К тому же, не говоря о том, что умозаключение генуэзца о шарообразности Земли идет вразрез со Священным писанием, все ученые в королевстве, как вам известно, считают Христофора Колумба фантазером.
– Вряд ли фантазер, государыня, отступится от своих замыслов из чувства собственного достоинства. Колумб требует своего, он имеет в виду государство, в десять крат большее, чем Испания, потому так велики его требования. Они соответствуют величию самого предприятия. И я понимаю Колумба.
– Племянник! – шепотом предостерегла его донья Беатриса.
– Неужели я, сам того не желая, выказал королеве недостаточно почтения? Я был бы повергнут этим в отчаяние.
– О нет, нет, душа моя! – живо возразила Изабелла.
Затем, после недолгого раздумья, она спросила дона Иниго:
– Итак, ты считаешь, что в фантастических замыслах Колумба есть что-то реальное, осуществимое, надежное…
– Я так невежествен, что не могу ответить вашему величеству с точки зрения научной, – сказал дон Иниго. – Зато я отвечу вашему величеству с точки зрения человека, уверовавшего в Колумба: его убежденность убедила меня. И так же, как ваше величество в свое время дали обет не покидать Санта-Фе, пока не будет взята Гранада, я дал обет не оставлять Колумба до тех пор, пока он не ступит на берег той неведомой земли, которую он хотел преподнести вашему величеству в дар и отвергнутой вашим величеством.
– А почему же ты, – перебила Изабелла, стараясь обернуть все в шутку, хотя молодой человек говорил так серьезно, что шутливый тон прозвучал неуместно, – почему же ты, раз ты так уверовал в мудрость генуэзца и раз ему, чтобы осуществить свой замысел, надобны всего-навсего две каравеллы, сотня матросов и три тысячи крон, да, почему же ты на свои средства, – а их у тебя втрое больше той суммы, которую требует твой друг, – не велишь построить две каравеллы, нанять сотню матросов и не вручишь ему три тысячи? Ведь тогда Колумб, свободный от всех обязательств, пожалуй, стал бы королем, а тебя назначил бы вице-королем своей сказочной державы.
– Я предлагал ему все это, ваше величество, – серьезно произнес дон Иниго, – совсем не думая о таком почетном воздаянии: я не честолюбив. Но Колумб отверг мое предложение.
– Итак, Колумб отказался осуществить замысел, который он вынашивает уже лет двадцать, отказался в тот час, когда ему предложили помощь! – воскликнула Изабелла. – Ну нет, в это я ни за что не поверю, душа моя…
– Все это истинная правда, ваше величество, – отвечал лон Иниго с почтительным поклоном.
– Чем же он объяснил свой отказ?
– Объяснил тем, что для такого предприятия надобны имя и покровительство всемогущего монарха, ну а раз ему не удалось осуществить задуманное с помощью морского флота Португалии или Испании, он намерен попытать счастья у Карла Восьмого. Быть может, король поддержит его, осенит его предприятие тремя лилиями Франции…
– Как? Генуэзец отправляется во Францию? Генуэзец передаст свой проект Карлу Восьмому, вы это наверняка знаете, сеньор дон Иниго? – спросил Фердинанд Арагонский, неожиданно входя в молельню и вмешиваясь в разговор, который он слушал вот уже несколько минут.
При его появлении все обернулись – кто негромко вскрикнул, кто невольно всплеснул руками от удивления.
Лишь дон Иниго, словно он, услышав, как скрипнула створка двери, угадал, кто ее отворил, выказал одно только почтение поклоном, как перед тем выказал его королеве.
Но, как видно, желая подтвердить свое право оставаться с покрытой головой перед королем Арагона, он надел шляпу. Впрочем, он почти тотчас же снял ее, когда повернулся к Изабелле, будто ожидая, что она, его единственная повелительница, вот-вот знаком даст ему понять, что прощальная аудиенция окончена.
А Изабелла вздрогнула от радости, заметив, с какой горячностью Фердинанд, обычно такой бесстрастный, воспринял известие, унизительное для Испании, – новость о том, что Колумб намерен искать поддержку у монарха другой страны.
Дон Иниго все не отвечал на вопрос короля Фердинанда, поэтому Изабелла сказала:
– Разве ты не слышал, о чем тебя спрашивает король Арагона? Он хочет знать, правда ли генуэзец отправляется во Францию и в самом ли деле собирается служить королю Карлу Восьмому?
– Нынче утром я расстался с Христофором Колумбом у городских ворот Бара, ваше величество: он поехал по дороге вдоль побережья, надеясь, что из Аликанте, Валенсии или Барселоны на каком-нибудь корабле доберется до Прованса.
– Ну а потом? – произнес Фердинанд.
– А потом, – отвечал дон Иниго, – потом я поспешил сюда просить королеву, чтобы она соблаговолила разрешить мне последовать за этим великим человеком, разрешила отплыть вместе с ним и разделить его удел – будь он счастливый или несчастливый…
– Так, значит, ты рассчитываешь его догнать?
– Догоню, как только получу соизволение милостивой своей властительницы.
– Без сомнения, он уезжает удрученный тем, что безуспешны были его ходатайства перед нами…
– Он уезжает, высоко подняв голову, с улыбкой на лице, государь, – пусть сожаление и разочарование удручают его сердце, но все же сердце его спокойно: он выдержит эту двойную тяжесть.
Фердинанд не вымолвил ни слова в ответ на эти надменные речи и после недолгого молчания провел рукой по нахмуренному лбу и пробормотал с невольным вздохом: