Выбрать главу

Путешествие прошло благополучно, и вскоре мы высадились в Гавре.

Нас ожидала торжественная встреча, но в Париже мы оказались еще нескоро, так как я отказалась ехать через Руан, где, как мне сказали, тоже было отмечено несколько случаев оспы. Я по-прежнему оберегала свою дочь и очень опасалась за ее здоровье.

Я рада была вновь увидеть королеву Анну и выслушать ее теплые приветственные слова. Филипп казался влюбленным в свою красавицу-невесту и очень ревновал ее к герцогу Бэкингему, который настолько привязался к Генриетте, что провожал нас до самого Парижа. Впрочем, нам быстро удалось утишить ревность герцога Орлеанского. Людовик отнесся к нам обеим весьма милостиво и всячески давал понять Генриетте, что неравнодушен к ней. Он был большой дамский угодник и, конечно же, не мог не оценить красоты той, которую когда-то оттолкнул.

К великому огорчению Анны и Людовика, внезапно умер кардинал Мазарини. Я опасалась, что из-за траура свадебные торжества будут отложены, однако этого не произошло. Хотя разрешение на брак от папы (оно было необходимо, потому что жених и невеста находились в близком родстве) пришло в самый день смерти Мазарини, Людовик сказал мне, что приготовления к свадьбе будут идти своим чередом.

Свадьба состоялась в конце марта, и мой дорогой Генри Джермин, получивший от Карла титул графа Сент-Альбанс, присутствовал на ней как доверенное лицо английского государя.

Итак, моя маленькая Генриетта в семнадцать лет стала герцогиней Орлеанской. Конечно, называться королевой было бы куда лучше, но я всегда могла надеяться, что в случае смерти Людовика…

Наконец-то я была счастлива!

Мой старший сын вернул себе отцовский престол, и, казалось, ему ничто более не угрожало. Генриетта же стала третьей дамой Франции, и я могла вздохнуть с облегчением. Я сумела благополучно провести моих детей через все испытания, уготованные им судьбой, и они заняли соответствующее им положение.

КОЛОМБЕ

Годы неслись мимо меня все быстрее и быстрее. Я чувствовала, что превратилась из участницы самых разнообразных событий в их стороннюю наблюдательницу, и это было очень непривычно и странно.

Генриетта не нуждалась более ни в моих советах, ни в моей помощи. Она быстро превратилась в настоящую светскую даму, и король был влюблен в нее. Я подозревала, что она тоже неравнодушна к нему. Что же до Филиппа, то… откровенно говоря, мы никогда не сомневались, что он будет холоден к своей молодой супруге и предпочтет ей мужское общество. Генриетта отнеслась к этому совершенно равнодушно. Пожав плечами, она закружилась в вихре придворных удовольствий.

Моя дочь, казалось, никогда не уставала. Она с радостью сочиняла множество балетов и всегда участвовала в них, ибо танцевала превосходно. Ее новая жизнь очень нравилась ей. Она привыкла к поклонению и с неизменной благосклонностью выслушивала комплименты. Цвет ее лица сравнивали с жасмином и розами, а перед взглядом ее огромных голубых глаз не мог устоять ни один мужчина. Людовик просто обожал ее и слушался во всем, так что маленькая королева начала ревновать и в конце концов пожаловалась свекрови. Анна всегда ненавидела семейные склоки и потому пришла ко мне посоветоваться относительно поведения Генриетты.

– Ей не стоит постоянно находиться подле короля, – мягко заметила Анна. – Это место королевы.

Я согласилась со своей собеседницей, хотя в душе была горда тем, что моя девочка превратилась в первую красавицу французского двора. Я пообещала Анне переговорить с Генриеттой, но предложила ей со своей стороны предостеречь короля.

В это время Генриетта и впрямь играла в жизни Людовика главную роль, как – я была уверена – и он в ее. Как же мне было обидно, что они не стали мужем и женой! Ведь они являли собой поистине идеальную пару. Про них начали даже говорить:

– Где король, там и принцесса.

Она была очень счастлива, и счастье ее было тем больше, что она помнила, как много лишений ей пришлось перенести. Теперь ее брат стал королем Англии, а она была любима королем Франции. Моя дорогая дочь была очень привязана к этим двум самым могущественным мужчинам Европы.

Благодаря Генриетте при французском дворе распространилось увлечение музыкой и поэзией. Она покровительствовала Люлли,[70] и Людовик сделал его придворным музыкантом. Все стали дружно восхищаться творениями великого Мольера[71] и Мадлен де Скрюдери,[72] и это тоже было заслугой Генриетты.

Когда она забеременела, многие, разумеется, стали намекать на то, что тут не обошлось без Людовика, но я слишком хорошо знала свою дочь и была уверена, что ребенка она ждет от Филиппа. Генриетте, как и мне, нравилось, когда за ней ухаживают, но дальше этого дело не шло. Я тоже не очень любила то, что называла «этой стороной брака», но никогда не забывала о своем супружеском долге и потому исправно рожала Карлу детей. Так что Генриетта наверняка оставалась верна мужу.

Беременность у нее проходила тяжело. Я забрала ее к себе в Пале-Рояль. Людовик навещал ее. Дабы избежать сплетен, мы устроили так, что его постоянно видели в обществе одной из придворных дам Генриетты, как будто он приходил вовсе не к моей дочери. Это была неприметная хромоножка по имени Луиза де Лавальер. Конец этой истории известен всем.

Когда подошел срок, Генриетта родила ребенка. Это оказалась девочка, чем были крайне разочарованы и Филипп, и Генриетта.

Моя дочь вскоре оправилась от родов, но выглядела по-прежнему озабоченной, хотя уже по другой причине. Слухи о короле и де Лавальер становились все навязчивее. Затем мы получили известие из Англии. Карл женился на Екатерине Браганса,[73] и я поняла, что мне пора съездить в Лондон.

Генриетта проводила меня до Бове. Предстоящая разлука до слез опечалила нас обеих. Похоже было, что Генриетте очень хотелось поехать со мной, но так как это не представлялось возможным, она просила меня многое передать Карлу.

В моей свите состоял подросток лет тринадцати-четырнадцати, которого звали Джеймс Крофтс. Его мать, небезызвестная Люси Уолтер, умерла, после чего мальчик был отдан на попечение лорду Крофтсу, который дал ему свое имя, хотя ни для кого не было тайной, что Джеймс являлся незаконнорожденным сыном английского короля. Сам молодой человек тоже знал об этом и делал все возможное, чтобы и остальные не забывали о его происхождении. Он был очень красив, и его наружность выдавала в нем Стюарта. Если бы Карл попытался оспорить свое отцовство, ему было бы весьма трудно это сделать. Приятный и обаятельный, Джеймс был в то же время так по-королевски дерзок, что просто не мог не понравиться мне.

Я готовилась к встрече со своей новой невесткой. Генри Джермин, побывавший недавно в Лондоне, отзывался о ней очень лестно. Особенно же радовало меня то, что она была католичкой.

Пересечь пролив для меня, как всегда, оказалось неимоверно мучительно. Я ненавидела морские путешествия и все свои переезды из Франции в Англию и обратно воспринимала как тяжкую повинность. Тем более что я не смогла простить англичанам, что они так поступили с моим мужем и изгнали его семью из страны. В отличие от меня мой сын, казалось, забыл прежние обиды, и хотя в свое время ему пришлось много ездить по Европе, Англия осталась для него родиной.

Я испытала огромное облегчение, когда вновь ступила на твердую землю и по суше, с удобствами, направилась в Гринвич, где меня уже ожидали король и королева.

Я была очень взволнована, увидев сына и ощутив прикосновение его губ к моей руке и щекам. Он всегда поражал меня, когда я встречалась с ним после долгой разлуки. Глядя на его некрасивое и в то же время такое притягательное лицо, я просто терялась. А при этой нашей встрече присутствовала еще и его супруга!

Генри не солгал мне: она была очаровательна. Я сердечно обняла невестку и проговорила:

– Я приехала в Англию, чтобы иметь удовольствие познакомиться с вами. Клянусь, я буду любить вас как дочь и преданно служить вам как своей королеве.