— «А правильно ли хоронить ее по-христиански, ежели она самовольно добивалась вечного блаженства?
ГАМЛЕТ».
Он вернул ей послание и объявил:
— Почерк тот же.
Реакция охранника была молниеносной — он вскочил, быстро окинул зал цепким взглядом и мешком плюхнулся на сиденье. Видимо, ничего подозрительного не увидел.
Остальные застыли в тех позах, в которых встретили прочтение письма. Только Клязьмина безмолвно водила тупым взглядом от одной фигуры к другой. Первым опомнился главный.
— Как оно к тебе попало? — тихо спросил он.
Мария растерянно посмотрела наверх и трясущейся рукой указала на потолочные перекрытия.
— Это не я! — быстро заверил всех Людомиров.
— А-а-а-ййй! — крик, вырвавшийся из уст Маши, Алена идентифицировать не смогла: что-то среднее между звуками заточки ножа и спиливанием кедра-долгожителя пилой «Дружба».
Клязьмина кричала, все еще глядя наверх.
— Что там?! — Людомиров обнял ее за плечи и тоже задрал голову.
Маша с неожиданной силой вырвалась из его объятий и отскочила на добрый метр.
— Не трогайте меня! — кроме ожесточения, в ее голосе слышались нотки нездорового страха.
— Да ладно тебе, — шагнул к ней Людомиров, но она снова отскочила, уже трясясь всем телом.
— Машенька, это опять дурацкие шутки. Всем же понятно, что трюк с посланиями уже устарел. Подумаешь, кто-то у нас плоскоголовый, только и всего, — ласково, но неуверенно предположил главный. Он встал из-за стола и медленно, почти крадучись на полусогнутых, пошел к сцене.
— Действительно, — вторил ему Людомиров, рисуя на физиономии редкостное добродушие, — может, еще с нашего раза завалялась.
— Ага, — радостно кивнул охранник, — кто-то зад подтер и забыл выкинуть!
— Тсс! — приказал ему режиссер. — Дуйте лучше к пульту, узнайте, кто там у нас такой веселый.
— Ага, — также радостно кивнул охранник, — мой друган уже сходил для вас за водкой. Теперь по райским кущам гуляет.
— В последнем — позвольте усомниться, — усмехнулся ему Людомиров и снова обратился к Маше: — Ну, давай успокоимся.
— Конечно, успокоимся, — главный осторожно поднимался по ступенькам, — все хорошо. Шутка, да?
— Шутка?! — взвизгнула Клязьмина, на которую попытки коллег ее успокоить подействовали так, как на правоверного мусульманина подействовал бы вид проникшего в мечеть иноверца. — Все хорошо? Зад подтер?!
Она вдруг перестала трястись, выпрямилась и, откинув от себя листок с посланием, гордо взглянула на приближающегося главного:
— А идите вы к черту! Вместе со своим дурацким спектаклем и со всеми этими дурацкими убийствами. Слышать об этом не хочу! Плевать мне и на Офелию, и на Гамлета, и на самого Уильяма Шекспира! Все! Кончено! Я ухожу! Ноги моей больше на этой сцене не будет!
— Как?! — в один голос выдохнули почти все находившиеся в зале.
— Радуйся, Гамлет, сукин ты сын! — обратилась она к окну звукорежиссерского пульта и развела руками.
— Клязьмина! — главный тоже выпрямился. — Не срывай мне премьеру!
— И на премьеру мне глубоко плевать! — зло хохотнула актриса. — У меня муж, маленький сын и два любовника. Все они очень расстроятся, если я не вернусь домой.
Она быстро пошла к лестнице.
— А кто же будет играть? — растерянно взревел главный.
— Вон, пусть Борик играет. Он замечательно определил сверхзадачу роли, а это уже три четверти успеха на сцене. Удачи! — она слегка поклонилась ошалевшему охраннику и быстро пошла по проходу к дверям.
На ходу она встряхнула плечами, негромко проговорив: «Фу! Словно груз долой! Легко-то как стало!»
— Ну? — главный потерянно оглядел актеров, когда дверь за Клязьминой захлопнулась.
— До премьеры две недели, — озвучила с заднего ряда общие опасения Наталья Прощенко. — Уже добрая половина приглашений разослана. А у нас… полный бардак.
— По-моему, ее здесь не было. Только что вошла и села, — шепнула Алена Насте.
Та пожала плечами, буркнув:
— Я не видела.
— Но мы же оборачивались, кресла были пустые, — настаивала Алена, чувствуя, как ее начинает пробивать нервная дрожь.
— Да, может, пересела, — отмахнулась подруга.
— Первый раз у меня такое, — лысина режиссера снова стала красной. — За весь творческий путь.
— Сейчас перебесится и вернется, — предположил Людомиров, бросив опасливый взгляд на послание, валяющееся у него под ногами.
— He-а, не вернется, — шепнула Алена Насте.