Впрочем, времени размышлять о теткином подходе к жизни у нее не было. Алена понеслась со всех ног к вестибюлю, где полчаса назад оставила Терещенко в компании двух гардеробщиц и дворника Палыча, с которыми тот собирался «побеседовать в неформальной обстановке». С этого момента у вешалок, с которых, как известно, и начинается театр, ничего не изменилось. Правда, к прочим прибавился еще и Лелик. Алена тихо спустилась по широкой мраморной лестнице, прислушиваясь к разговору.
— Я те говорю, — хрипло уверял Вадима охранник, — мое дело сидеть в дежурке. На хрена бы я шлялся по коридорам! Да и вообще, мне эта Клязьмина не уперлась, в натуре, чтобы я за ней бегал!
— Я же не спрашиваю, бегал ты за актрисой или не бегал, — следователь изо всех сил старался быть терпеливым, — я тебя спросил, не проходил ли здесь кто-нибудь подозрительный? Или, может быть, незнакомый?
— Незнакомый? — усмехнулся Лелик. — Да я уже каждого человечка в этом гребаном театре в лицо знаю!
— А Ганин? Илья Ганин не проходил?
— Не-ет, — Лелик задумался. — Да вообще никто не проходил.
— И никто ничего подозрительного не видел? — Терещенко обратился к остальным.
Бабушки-гардеробщицы только заохали. Палыч смущенно крякнул.
— Ну? — Вадим тронул его за рукав ватника.
— Да я это, пошел в каморку…
— Зачем?
— Да это… там у меня…
— Бутылка там у него заныкана, — ворчливо ответила за Палыча гардеробщица.
— Так, пошли вы, значит, за бутылкой…
— Ну да, — подтвердил тот и поспешно продолжил, чтобы не акцентировать внимание следствия на своем позорном пристрастии к алкоголю, — мне в каморку нужно через задний двор идти, там, где технические ворота. Смотрю из дверей, тех, что в коридор за сценой ведут, отец Гиви выходит. Увидел меня, удивился даже почему-то. Вроде как не должен я тут находиться, — Палыч важно хлюпнул носом.
— Может, он испугался? — попытался помочь дворнику Вадим.
— Как же, испугается он! — вздохнула гардеробщица. — Он только и может, что настроение людям поганить! Иду вчера, а он как крикнет на ухо: «Раскаяние великое!» — и шасть в служебный коридор. Я едва заснула ночью.
— А в каком часу это было? — оживился следователь.
— Заснула-то, может, в полночь… — задумалась старушка. — Нет, может, и позже даже. Я ж говорю, напугал меня бес этот.
— Гуру святой! — сурово взревел Лелик.
Никто не решился с ним спорить.
— Да нет, я про отца Гиви, — в голосе Терещенко послышалось глухое отчаяние. — Когда вы его встретили?
— Валь, мы чай-то попили уже, кажется? — спросила гардеробщица у коллеги. Та неопределенно хмыкнула. — Ну так где-то в три, может, в четыре…
— А вы когда встретили отца Гиви? — обратился он к Палычу.
— Ну… темнеть начало. Наверное, тоже часу в четвертом…
— И больше никто из вас никого не видел?
— Да нет… — разом ответили присутствующие. — Рабочие носились по коридорам, как угорелые. Что-то там у них не ладилось, в зале, кажется…
Алене стало жаль Вадима, она прибавила ходу и решительно направилась к беседующим. Увидев ее, следователь прямо-таки по-детски просиял и, с облегчением покинув опрашиваемых, ринулся ей навстречу.
— Слушай, у меня к тебе дело, — без предисловий начала она.
— Хорошее или такое же занудное, как то, которым я только что занимался? — он улыбнулся и, обняв ее, повел вверх по лестнице.
— Ты меня недооцениваешь. Идем в бухгалтерию.
— Не удивлюсь, если нас утвердили штатными сотрудниками театра и собираются выплатить первый гонорар, — хохотнул он. — Мы тут уже совсем свои люди.
— На это не надейся. Помнишь мое де жа вю в «Сатириконе»?
— Опять? — Вадим нахмурился.
Алена решила не обращать никакого внимания на его мимику. Главное, что она признала себя гениальной девушкой. А он поймет и оценит это потом!
— Сегодня, приближаясь к театру, я вдруг сообразила, отчего у меня возникло это чувство.
— Отчего? — он легонько поцеловал ее в висок.
— Я заметила в техническом дворе молодого человека, которого, несомненно, видела в театре и раньше, а когда встретилась с ним в «Сатириконе», то сразу не поняла, откуда я его знаю. Мы ведь с ним незнакомы. Мне даже неизвестно, как его зовут. Но сильно подозреваю, что его имя — Василий.
— Имя действительно подозрительное. Так и слышится криминал, — Вадим снова коснулся губами ее виска.