В тёмной-тёмной комнате, в грустном-грустном доме лежит тело прекрасной женщины, чья душа жаждет отмщения… по ночам встаёт она и ищет крови, ибо своей в её теле давно уже нет…
Бр-р-р-р.
В холле дома нас встретила Натали. Красивая женщина, но, как по мне, слишком уж много работает: под глазами у неё залегли тени, взгляд был тусклым и уставшим, уголки губ опущены в вечной скорби. Я бы тоже вряд ли радовалась, если бы любимый мною человек самостоятельно закапывался в могилу. Ещё неизвестно, в прямом ли смысле, или же только в переносном, имея в виду тюрьму и терроризм.
Габриэля бы полечить, да только что на моей родине, что здесь нет принудительного психиатрического осмотра. Только по доброй воле. Но скажите мне честно: какой псих признает, что он псих?
— Мадемуазель Дюпэн-Чэн, — поприветствовала меня Натали. — Добро пожаловать. Адриан.
— Здравствуй, Натали.
При взгляде на Адриана у Санкёр просыпались эмоции: глаза становились чуть живее и уже не напоминали о дохлой рыбе, уголки губ приподнимались. Натали Адриана любила, не удивлюсь даже, если она воспринимала его как своего ребёнка. Судя по рассказам моего Агреста, она проводила с ним времени раз в миллион больше, чем биологический родитель.
Мы прошли в комнату Адриана, не разуваясь. А-а-а, какая же для меня дикость это, кто бы знал. Даже у друга в комнате не надо было снимать обувь! Хорошо ещё, что Франция отличалась относительно сухим климатом, — так вообще можно сказать? — и дожди здесь были нечасто.
Агрест забрал у меня куртку, — сумку он отобрал ещё на выходе из коллежа, не давая мне «носить тяжёлое», — заботливо вешая поклажу около двери. Микро-квартира, а не комната: есть зона прихожей, есть собственная уборная, есть зона для спорта-игр-чтения и ещё куча всего, даже холодильник с водой и яблоками. Поставь плиту — и будут готовые апартаменты.
Я прошла к дивану и устало на него плюхнулась, вытягиваясь и занимая сразу все сидения. От Адриана я услышала короткий смешок, после чего Агрест подошёл и остановился за диванной спинкой.
— Что ты смеёшься, ребёнок, — проворчала я, блаженно расслабляя гудящую ногу. — Хоть немного уважения к старости!
— Старость? А я-то думал, почему каждый раз после твоего прихода нужно песок выметать…
— Но-но! Старость — она в душе! Песок из меня ещё не сыплется!.. пока, по крайней мере.
Он ещё раз усмехнулся. Обойдя диван, Адриан поднял мои ноги, уселся и умостил мои культяпки у себя на бёдрах. Ещё и не побрезговал, стянул обувь и начал разминать мне лодыжки.
От удовольствия я даже глаза прикрыла. Божечки, как хорошо. Любой человек любит массаж, это я вам точно говорю. А уж когда аккуратно массируют больное место, м…
— Чем займёмся? — тихо спросил Адриан, не прекращая волшебных действий своими замечательными пальцами. — Милые носки.
Носки на мне и правда были шикарные: розовые, с летающими жёлтыми слонами. Сабина притащила их из китайского квартала, — гусары, молчать! — и хотела по старой советской традиции хранить в носках луковицы. Даром что Советского Союза здесь не было, а коммунизм внезапно прижился в Германии. Ну я эти носки увидела и чуть ли не с боем отобрала у матери Маринетт.
— Я собираюсь релаксировать, пока у тебя будет желание мять мне ноги. Потом не знаю, можно домашку сделать. А ещё ты можешь мне поиграть на фортепиано, не зря же тренируешься постоянно.
— Отстойные планы, — выразил своё очень важное мнение Адриан.
Я приоткрыла глаза и взглянула на друга. Тот улыбался, а значит не согласился со мной просто чтобы не согласиться. Иногда у него такое бывало; я считала, что это проглядывает подростковый бунт. Мне казалось, что на мне Адриан тренирует будущие проблемы для Габриэля: несогласие, делание всё вопреки, юморок и прочие прелестные штуки.
— Какие тогда варианты?
— Ну, я могу помассировать тебе ещё ноги, затем стоит разобраться с делами коллежа. Потом я бы хотел, чтобы ты послушала мою игру, я недавно выучил новую мелодию…
Я рассмеялась, Адриан меня поддержал. Вот об этом я и говорила, да. Всё равно ведь моё предложение было вполне неплохим, так что его и будем придерживаться.
Раздался стук в дверь. Я сняла ноги с Адриана и села, как самая послушная и правильная девочка, даже руки на коленях сложила. Агрест перелез через диван, — ирод, прямо в кедах! — и побежал открывать.