Вылепив руны и начертав их на податливой глине, я разложила поделки на ткани и убрала оставшиеся материалы. Сотка евро! Да я эту глину до последней крошки использую, — без понятия куда, — так и знайте! Сотка!
Лука играл. Я наслаждалась. Настроение у меня от музыки и лепки выправилось, и теперь было отстранённо-философским. С таким сознанием можно и вознестись, подобно Будде… но в этом мире у меня всё ещё слишком много дел.
— У тебя разрешение-то играть есть? — лениво спросила я, рассматривая облака в небе.
Лука тихонько рассмеялся. Голос у него был низким, очень приятным, и отдавался дрожью в моём позвоночнике.
— Я же не беру денег за выступление. Закон запрещает именно это.
— Прошаренный?
— Мать хочет, чтобы я пошёл на юриста.
Я по-другому посмотрела на парня. Анарка? Капитан корабля?
Заметив моё недоумение, парень слегка неловко пожал плечами; играть он даже после этого не перестал.
— Она не давит, но настойчиво советует. Говорит, что юристы всегда при деле. Пытается заинтересовать.
— О, родители…
Против воли я задумалась: а какое будущее хотели для Маринетт Сабина и Томас? Чтобы девочка следовала за мечтой и стала-таки крутым дизайнером? Или, возможно, они рассчитывали, что она продолжит семейный бизнес? А может что-то другое?
Теперь этого в любом случае не будет.
А чем хочу заняться я? Со всем этим геройством из головы вылетело всё остальное. В прошлой жизни я была писателем, даже начала получать первые дивиденды со своей деятельности. Писателем и инвестором, потому что мир «денег из воздуха» неожиданно меня захватил.
Что мешает мне продолжить воплощать мои мечты здесь?
Ничего ведь.
Лука прекратил играть и протянул мне руку, перегнувшись через инструмент.
— Я Лука Куффен, — сказал он то, что я уже знала.
Вместо того, чтобы нормально пожать мне руку, он поднёс её к губам и поцеловал. Я закатила глаза и щёлкнула пальцем Луку по носу.
— Держите себя в руках, месье морской мальчик.
Если прозвище Куффена и удивило, виду он не подал. Ну, я всё ещё, слыша его имя, думала про морские кончики волос и настроение ровное, как штиль. И корабль вместо квартиры.
Лука рассмеялся.
— Так как тебя зовут?
— Маринетт Дюпэн-Чэн.
— Маринетт… морская девочка. Вот у нас компания-то.
Чужое имя меня уже почти не трогало.
Глава 68. Письма и почтальон
День… или полдня до.
Лука старался быть таким милым, что поначалу у меня зубы сводило. Он улыбался, мило щуря светлые глаза, стрелял в меня милыми взглядами, даже играть начал что-то розово-светлое, как юбки Роуз. Честное слово, у меня глаз едва не задёргался от обилия милоты в присутствии этого парня.
Но потом Куффен как-то расслабился, что ли, и дело пошло веселее. Из парка нас с парнем выгнала полиция: им не понравилось, что в общественном месте Куффен играет на гитаре, несмотря на то, что денег он за это не брал. Пристать всегда можно, любой повод подойдёт.
Так что мы собрали наши пожитки и ушли, даже особо не возникая. Руны у меня почти высохли, да и погода стала портиться: судя по собирающимся тучам, скоро небо нас порадует мелким дождичком. Настроение у меня опять упало, когда я в очередной раз взглянула на облака: цвет напомнил о глазах Габриэля, а там уже по ассоциативной цепочке всё остальное вылезло.
Неприятный человек. Я не так часто встречалась с подобными личностями — теми, кто парой слов может погрузить тебя в настоящую пучину депрессии, из которой своими силами выбраться практически невозможно. Первым подобным человеком была моя родная бабка, от которой я сбежала, сверкая пятками. Серьёзно, съехала в непонятное и бесперспективное будущее, лишь бы с ней не жить.
Вторым человеком оказалась бабка жены, — ну не везёт мне со старыми женщинами, — за которой нужен был уход и забота… вот только мать жены плевать хотела на благополучие собственной родительницы; больше её интересовала повышенная пенсия и возможность не работать. При этом слышали бы вы, как она кричала о любви к своей сумасшедшей мамочке…
И вот теперь — снова родитель. Не бабка, как в прошлые разы, но всё же человек, с которым я буду вынуждена контактировать чаще, чем мне того бы хотелось. Блеск.
Лука изменение в моём настроении конечно же заметил. Затащив меня в кафе, парень заказал нам бутерброды и сок, прежде чем начать допрос. Я особо и не сопротивлялась: чувствовала, что выговориться-таки надо. Тикки я всё же не воспринимала как равную себе, — в плохом для меня смысле; квами, несмотря на свою мягкость и лапушность, казалась мне достаточно далёкой от мирских проблем, — а поговорить хотелось.