Один охранник держит парня, а второй вытаскивает из карманов горсть таблеток, пару шприцов, наполненных какой-то сранью и несколько пакетиков с белой дрянью. Парень при этом выкручивается и материться.
— Там в ресторане его папаша, пусть сам с ним разбирается… Он уже достал, мы его пятый раз вылавливаем, а ему хоть бы хны, — говорит Игнат моему охраннику. — Позови.
— Нет, — говорю я, — стой.
Парня усадили на стул, а он ржет как ненормальный и рассказывает в красках, как его папаша будет всех нагибать и что куда совать.
— Зачем? — Спрашиваю у него. — Ты последний кусок хлеба доедаешь и тебе пришлось идти торговать этим? — Показываю пальцем на кучу-малу.
— Да пошла ты! Ты кто такая…, пришла сюда лечить меня! Да мне насрать на тебя и на жизнь эту насрать! Имел я вас всех…
И дальше опять полилось говно из проруби.
— Кто-то видел, как вы его сюда вели? — спрашиваю у Игната.
— Никто…, - протягивает он задумавшись.
— Камеры подчистить потом можно будет?
— Да… А что?
— Ни-че-го…, - махнула головой охраннику, стоящему за парнем, — придержи-ка его. — Он, как в тиски, сжимает это кричащее чмо. Беру в руки шприц, подхожу к нему, беру его руку, и смотря в глаза говорю, — многие за право жить борются ежедневно… Онкология, врожденные заболевания, кого-то сбивают такие чмошники, как ты и бросают умирать на дороге, у всех по-разному… Ты умрешь от передоза… Яркая смерть, да? Не переживай, я сделаю укол не больно, у меня мать раком болела, пришлось научиться колоть внутривенно. И даже содержимое второго шприца введу в тот же самый прокол… Никто и не узнает. — Приставляю иглу к вене и собираюсь делать прокол. Как… он… заорал, наверное, если б не подвал, куча закрытых дверей, музыка в клубе, то его б было слышно на Марсе.
— Я все понял, понял… Я…Я… Батю позовите, я брошу… Честно.
— Да мне на тебя плевать, — говорю ему совершенно спокойно. — И им тоже, — махнула головой в сторону Игната, — второго шанса не будет. Это край. — Убираю шприц, закрываю его колпачком и бросаю на стол к остальной куче.
Выхожу из комнаты. За мной выходит Игнат.
— Ну ты даешь…, - тянет он, — и где делась та милая девочка, которая пришла к нам месяц назад?
— Умерла на стройке, — бурчу я.
— Вы с ним точно — одна Сатана, — смотрю Игнату в глаза. А сказать нечего. Может Самаэль и правда впустил в меня своего демона, или это не болезнь, и не передается половым путем?
Возвращаюсь обратно в кабинет. За мной заходит Андрей.
— Я правда стала сукой? — спрашиваю у него. Он только пожимает плечами. — Я спрашиваю твое мнение, как у человека, а не работника.
— Я думаю, чтобы сидеть в этом кресле, нужен стержень. А, будь ты слабой, безвольной и бесхарактерной босс бы просто не обратил на тебя внимание.
Вспомнила про Сашу… Пора ехать домой, к мужу. Прерывисто вздохнула и улыбнулась.
Глава 31
Привез меня Андрей домой в начале третьего ночи. Понятное дело, что Саша спал. Поставила будильник на пять утра, чтобы собрать ему еду в контейнеры и отправить на тренировку. Я хочу хоть как-то показать ему, что благодарна за то, что он отстаивает мое право на жизнь…
Приняла душ и тихонько подлезла в нему. Обняла и сразу вырубилась.
Мне не понадобился будильник. Я почувствовала, как он ласково погладил меня по голове, поцеловал в щеку и что-то одел на палец. Встал и пошел в душ. За окном светало, я разлепила глаза и пошла на кухню. На столе в вазе стоял огромный букет белых роз. При включенном свете рассмотрела кольцо. Очень нежное, тонкое, но с крупным бриллиантом. Стою улыбаюсь. И не заметила, как в кухню вошел Саша. Обнял меня со спины и положил голову мне на плечо.
— Нравиться? — как я соскучился за ней. Вроде и спим вместе, но так не хватает общения, объятий, ну да, и секса тоже. Но, чем больше неудовлетворенность, тем сильнее агрессия в клетке.
— Очень, — разворачиваюсь в его руках и целую в губы. Обняла за талию и как можно ближе прильнула к нему.
— Ты чего поднялась? Я разбудил?
— Нет, я и сама будильник ставила на пять…
— Зачем?
— Ну, ухаживать за мужем — теперь моя прямая обязанность, — и мило улыбаюсь. — А то приедет свекровь и скажет, что сы́ночка ее похудел при новой невестке…
— Уверен, что мать тебя зацелует и залюбит только за то, что ты есть… Я думаю, что она смерилась с мыслью, что я — вечный холостяк.