Тамар невольно вспоминала об этом каждый раз, когда видела низко склонившегося перед ней старого воина. Но его искренняя преданность отцу Тамар и не менее искренняя привязанность к ней самой умеряли невольный неприязненный порыв ее сердца. Более того, она всегда старалась быть ласковой с Кубасаром, а тот всеми силами служил своей царице, оставшись на ее стороне даже сейчас, когда большинство его сородичей поддержали Кутлу-Арслана в его планах по ограничению царской власти и устройству царицыной свадьбы.
Если кто вызывал у Тамар подлинную неприязнь, то отнюдь не Кубасар, а Кутлу-Арслан, затаившийся во время восстания подобно змию в камышах, выжидая, когда можно будет примкнуть к победителю. Он с легкость продал Демну царю Георгию, но мог поступить и наоборот, -- разницы не было, единственное, что интересовало вельможу -- мера собственной власти. Подобно шакалу, он угодливо прогибал спину перед царем-победителем, но едва тот испустил последний вздох, принялся плести сети для молодой царицы. Это по его требованию от придворных должностей были отстранены Кубасар, Апридон и многие другие, преданные ей и ее отцу люди.
Кутлу-Арслан менее всего желал снова ссориться с царицей сейчас, в шаге от исполнения всех своих замыслов, поэтому предпочел не заметить Кубасара, возглавившего ее охрану. Старый дурак не в счет, он вне игры и не может принести вреда. Со дня на день ждал Кутлу-Арслан важных известий. И когда дождался, то был столь доволен, что неосмотрительно позабыл отдать приказ задержать вестников.
Меж тем один из них в ту же ночь покинул Исани.
Вестник скакал всю ночь, и оруженосец следовал за ним молчаливой тенью. На рассвете оба въехали в ворота Шио-Мгвиме, и, несмотря на ранний час, постучали в покои царицы. Заспанная прислужница ответила, что царица ушла к заутрене в часовню на берегу реки, дабы помолиться в тишине и одиночестве. Досадливо вздохнув, вестник в сопровождении усталого оруженосца продолжил путь по пыльной истоптанной дороге.
Дорога вскоре перешла в узкую тропу над берегом реки, и ветви низко растущих деревьев били всадника по лицу мокрыми от росы листьями, снимая сонливость и усталость долгого пути. Взбодрившись и ускорив бег лошади, он чуть не наскочил на двух странниц, шедших по извилистой тропе. Женщины испуганно вскрикнули, одна отскочила в сторону, другая успела лишь повернуться, но он удержал коня.
-- Прошу прощения, калбатоно, -- извинился всадник.
С лица женщины, закутанной в черное покрывало на него взглянули черные внимательные глаза. Глаза, прекрасные как у Богоматери, но более требовательные, вопрошающие, пронизывающие до глубины сердца.
-- Светлейшая царица, -- выдохнул он.
-- Господь да пребудет с тобой, Давид, -- раздался глубокий грудной голос Тамар.
Давид Сослани спешился и преклонил колено. Тамар велела ему встать, и воин медленно пошел рядом с царицей. Ее прислужница, Мариам, и его оруженосец вели позади уставших коней.
-- Третьего дня Георгий скончался, -- сообщил царице Давид.
-- Да обретет душа его Царствие Небесное, -- ответила та, осеняя себя крестным знамением.
В ответ Давид дернул головой, подзывая поближе оруженосца.
-- Это еще не все вести, царица.
Оруженосец, совсем мальчишка, неожиданно рухнул на колени в дорожную пыль, не выпуская из одной руки поводий. Вблизи было заметно, что одежда на нем с чужого плеча, а неловкие движения принадлежат скорее, книгочею, нежели воину.
-- Светлейшая... человек, к-которого доставили к нам в обитель по твоему п-приказу... Он умер.
-- Когда?
-- Вчера п-поутру. Перед смертью он все м-мычал... -- послушник смущенно замолчал, но, встретив требующий продолжения взгляд царицы, добавил: -- Махал руками, словно х-хотел что-то сказать... и я догадался, что он просил бумагу и п-перо. Он... пытался что-то написать, но б-боюсь, у него не получилось. Там одни каракули.
-- Отдай мне, -- властно протянула руку царица.
Нашарив в складках одежды, вестник протянул ей свиток. Было еще недостаточно светло, чтобы можно было что-нибудь разобрать на пергаменте. Впрочем, царица и не пыталась. Отвернувшись от спутников, она несколько мгновений молча стояла на берегу.
-- Воистину печальные вести, -- наконец, сказала Тамар, глядя на рассветный туман, стелящийся над рекой. -- Слишком часто в последнее время приходится молиться об упокоении души дорогих мне людей.
-- Прости, что огорчил твое сердце, -- горячо сказал Давид, не выдержав мысленного сравнения этой взрослой, умудренной жизнью и болью женщины с образом смеющейся юной девочки с черными тугими косами, ожившим в его воспоминаниях. "Я с радостью отдал бы душу, чтобы вновь увидеть улыбку на твоих устах".
Царица зашагала вперед по тропинке, и ни Давид, ни слуги не стали нагонять ее, давая Тамар время побыть наедине с ее горем. Лишь когда она обернулась и остановилась в ожидании, Давид приблизился вновь.
-- Светлейшая царица, есть еще одна весть, о которой ты, впрочем, догадываешься. Я получил предписание оставить Ташискари и отправляться с посольством к кипчакам вместо князя Джакели, -- он старался говорить так, как подобало обращаться к царице ее подданному, пусть даже другу детства и дальнему родственнику. -- Я не мог отправиться в путь, не получив твоих указаний.
-- У меня остается все меньше возможностей не только выиграть в борьбе, но даже вести ее, -- глаза царицы гневно блеснули. -- Все меньше преданных людей вокруг. Поезжай и постарайся собрать сведения, узнай, каков он, этот русийский князь, каковы его нравы, его слабости, привычки. Узнаешь что-то важное -- постарайся прислать мне подтверждение. Если будет еще не слишком поздно.
-- Царица, одно твое слово, и я останусь. Моих людей из Ташискари вместе с людьми Кубасара хватит, чтобы защитить тебя до тех пор, пока на помощь не подойдут преданные тебе войска. Можно похитить русского, и тем самым отсрочить свадьбу.
-- Мы слишком слабы, чтобы взять власть одним ударом. Затяжной междоусобной войны допустить не должно -- она ослабит царство, а у нас слишком много врагов.
Давид, соглашаясь с ее доводами, опустил голову.
-- Тогда мне нужно отправляться немедленно. Путь не близкий, но клянусь тебе жизнью, царица, я переверну небо и землю, чтобы успеть.
-- Благодарю тебя, Давид, -- ответила Тамар. -- Помолимся вместе перед дорогой, ведь ты тоже знал и любил каждого из них, -- глаза царицы встретились с его глазами, и вновь он ощутил, как похож ее лик на иконописные лики Божьей Матери -- та же неутолимая скорбь в очах.