До того, как новость об этой последней уступке иностранцам распространилась по Тегерану, были тайно распространены памфлеты, в которых шаху предлагалось еще раз хорошенько подумать. Один экземпляр попал даже в спальню монарха, и тот заподозрил в авторстве Джамаледдина. Забеспокоившись, реформатор решил перейти в состояние пассивного сопротивления. В Персии есть такая практика: когда кто-то опасается за свою свободу или жизнь, он удаляется в древний храм-святилище в окрестностях Тегерана, запирается там и приглашает посетителей, которым излагает свои обиды, при этом переступить порог и схватить его не позволено никому. Джамаледдин так и поступил, спровоцировав колоссальный подъем народных масс. Со всех уголков Персии туда стекались тысячи людей для того только, чтобы послушать его.
У шаха наконец лопнуло терпение и он отдал приказ выставить Джамаледдина из храма. Говорят, перед тем как совершить этот коварный поступок, он долго колебался, однако его визирь, хотя и получивший образование в Европе, убедил его, что Джамаледдин не имел права воспользоваться подобным иммунитетом, поскольку являлся всего лишь философом, да к тому же басурманом, то бишь нехристем. Вооруженные солдаты ворвались в святое место, проложили себе путь в толпе многочисленных паломников и схватили Джамаледдина. Отобрав у него все, что было при нем найдено, его чуть не голого дотащили до границы.
В тот день «Рукопись из Самарканда» затерялась, то ли затоптанная солдатскими башмаками, то ли унесенная кем-то.
Не прерывая рассказа, Рошфор встал в свою излюбленную позу: прислонился к стене и скрестил руки на груди.
— Джамаледдин остался жив, но заболел, а кроме того, был оскорблен тем, что столько людей, дотоле жадно внимавших ему, спокойно присутствовали при его публичном унижении и ничего не предприняли. Им были сделаны из этого прелюбопытные выводы: он, жизнь положивший на бичевание обскурантизма религиозных кругов, посетивший масонские ложи Египта, Франции и Турции, решил использовать свое последнее оружие, чтобы заставить шаха уступить, Чего бы это ему ни стоило.
И что же он сделал? Обратился к духовному руководителю страны с подробнейшим письмом о состоянии дел в стране, прося его использовать свой авторитет, чтобы помешать светской власти передать неверным достояние мусульман. О том, что было дальше, писали газеты.
Американская пресса опубликовала поразительный документ, распространенный главой шиитов: «Всякий, кто станет потреблять табак, противопоставит себя имаму Времени, да ускорит Аллах его появление». Ни один перс не выкурил ни одной сигареты в последующие дни. Кальяны были разбиты или убраны подальше, торговцы табаком закрыли лавки. Среди жен шаха было введено строгое ограничение на потребление табака. Шах пришел в неистовство, обвинил муфтия в безответственности, в том, что он «не беспокоится о серьезных последствиях прекращения курения для здоровья мусульман». Но бойкот лишь усилился и сопровождался шумными демонстрациями в Тегеране, Тебризе, Исфахане. Соглашение с англичанами о концессии пришлось аннулировать.
А между тем, — продолжал Рошфор, — Джамаледдин сел на пароход, отплывающий в туманный Альбион. Там я его и встретил, мы долго говорили, он показался мне каким-то потерянным. Все повторял: «Нужно свергнуть шаха». Это был глубоко униженный человек, думающий лишь о мести. А тут еще шах, не оставлявший его в покое, отправил лорду Солсбери полное раздражения послание: «Мы изгнали этого человека, поскольку его действия расходились с интересами Англии. И куда же он отправился? В Лондон!» Официальный ответ шаху гласил, что Великобритания — свободная страна, и никакой закон не в силах помешать человеку высказаться, а на словах ему пообещали найти легальные способы ограничить деятельность его недруга. Джамаледдина попросили сократить срок своего пребывания на острове. Совершенно пав духом, он был вынужден отбыть в Константинополь.
— И теперь он там?
— Да. Говорят, впал в глубокое уныние. Султан предоставил в его распоряжение прекрасный дом, где он может принимать друзей и учеников, но покидать пределы страны ему запрещено. Кроме того, с него не спускают глаз.