Река улыбнулась в ответ. На этот раз в ее улыбке уже было больше тепла, и она осветила ей лицо. И вообще, если дать ей привести себя в порядок, она будет даже очень ничего.
— А почему тебя так назвали? — похоже, вопрос был задан вполне серьезно.
— Moyz? Знаешь это слово? На идише оно означает «мышь». Ты ведь знаешь идиш?
— Да, немножко.
— А еще оно означает «ас». В Америке этим словом называют все самое лучшее. Люди, на которых я работаю в Америке, они сказали, что я прирожденный стрелок. Ас. Moyz. Отсюда Маус. Ну как, теперь понятно?
По растерянному выражению ее лица было видно, что нет. Продолжая смотреть в эти пронзительные глаза, он напомнил себе, что предательница не она. И потому спросил:
— Кто-то предупредил их о нашем прилете. Иначе, как они догадались, где нас искать? Я имею в виду немцев.
Накануне тот же самый вопрос задали Каген и Схаап, однако ответ, который он услышал от Иоганнеса, его не удовлетворил.
Она быстро стрельнула глазами куда-то в сторону, мимо него. Было видно, что она не умеет лгать, и тем самым себя выдала. Маус тоже покосился туда, куда только что посмотрела она — на Аннье и Иоганнеса, своих друзей. Хотя кто знает, друзья ли они ей?
— Не знаю, мистер Вайс, — ответила она. Похоже, она так и не смогла заставить себя назвать его Маус. Как и Лански, подумал он.
Впрочем, сегодня ему известно гораздо больше, чем вчера, когда Иоганнес сказал ему лишь то, что в ряды участников Сопротивления затесался предатель. Неприятности начались две недели назад, пояснил он, но уточнять не стал, ограничившись лишь тем, что какая-то явка провалилась и они заподозрили, что немцы каким-то образом в курсе той информации, которую Схаап передал для них из Англии в Амстердам.
Маус подумал, что она скажет что-то еще, но в следующее мгновение Каген с грохотом вытащил на середину подвала деревянный ящик. Затем развернул карту и положил сверху.
— Подойдите ко мне все, — скомандовал он.
Маус помог Реке подняться на ноги. Ему было приятно ощущать ее руку в своей. Это напомнило ему, как тогда, возле канавы, она прижала свои пальцы к его губам. Они перешли на середину пола и сели. Каген стоял к ним лицом, заложив руки за спину. Впрочем, взгляд его был устремлен главным образом на Иоганнеса и Аннье. Глаза у девушки были красны от слез — она все еще продолжала горевать по своему пропавшему брату.
— Мы все здесь для того, чтобы захватить состав с евреями. Мы захватим поезд, а спасенных нами людей на лодках переправим в Англию, — он на минуту умолк и вновь посмотрел на Иоганнеса и Аннье. — Нам понадобится ваша помощь.
Каген говорил по-английски, Схаап переводил на голландский.
Маус почувствовал, как Река положила ладонь ему на запястье — сначала легкое прикосновение, но затем ее пальцы сжали ему руку. Он посмотрел на нее, но глаза ее были устремлены на Кагена. В сторону парочки голландцев она даже не посмотрела.
Первым заговорил Иоганнес. В его голосе слышалась злость и что-то еще.
— Это невозможно, — заявил он по-английски.
Да, начало не слишком вдохновляющее. Но, с другой стороны, разве он не того же самого мнения, что и этот голландец?
На тыльной стороне ладони у него две свежие раны, края которых сшиты белой ниткой. Как это похоже на железнодорожные пути! Река прикоснулась к шраму на собственном виске. А вдруг это знак?
Увы, из Америки, чтобы составить ей компанию, прибыло лишь два еврея. А ведь она рассчитывала на большее количество! Впрочем, тот, который называл себя Маус, был хорош собой, и она быстро забыла о своем разочаровании. Он был высок, темноволос, и темные волосы эти прекрасно оттеняли его лицо — сильный, волевой подбородок и румяные щеки. Его глаза, серые, как дым, хотя сейчас они казались темнее, смотрели из-под тяжелых век. И все-таки, этот красавчик был напуган. Как он тогда выскочил из самолета и нацелил пистолет на другого еврея, немецкого, а потом на нее, но в последний миг дрогнул и не стал стрелять. На его лице читался страх. Он тогда бросился назад к самолету, в надежде спастись бегством, подумала Река.
Второй еврей был еврей немецкий, и его акцент неприятно резал слух. Этого еврея красавцем назвать было нельзя. Он был ниже ростом, а его единственный голубой глаз резко выделялся на темном, покрытом густым загаром лице. Но как только Пауль Каген заговорил, Река тотчас забыла про его глаз и стала внимательно слушать, что он скажет.
Каген сказал, что они захватят поезд, поезд, в котором немцы будут перевозить евреев. Река почувствовала, как от его слов ей сделалось жарко. Частично причиной тому радость, что она получит возможность хотя бы косвенно отомстить за родителей, и одновременно с радостью злость. Где ты был, Пауль Каген, полгода назад?