Айя Субботина
Самая настоящая Золушка
Глава первая:
Катя
— Благодарим за покупку! — улыбаюсь и передаю женщине с двумя сумасшедшими близнецами бумажный пакет с книгами. — Приходите к нам еще!
Она пытается взять его, но стоит отпустить руку одного мальчишки — и он тут же с криком уносится в хитросплетения книжных стеллажей, где первые несколько месяцев работы путалась даже я.
— Господи, Ваня! — кричит краснеющая от злости мать. Пытается пойти за ним, но второй мальчишка начинает протестующе пятиться к выходу, утягивая ее за собой. — Сережа, прекрати немедленно!
— Давайте я помогу: найду мальчика и вынесу пакет, — предлагаю свою помощь.
Первую минуту она смотрит на меня так, словно я предложила сделать из ее детей сочный десерт, но Сережа упрямо тянет ее назад, а из недр книжного магазина уже раздается характерный грохот упавших книг. Женщина соглашается, и я быстро убегаю на звук.
Перепуганный мальчишка стоит около горы справочников по финансам и экономике, которая чуть ли не с него ростом и, увидев меня, начинает мотать головой.
— Знаешь, иногда нужно слушаться маму, — стараясь говорить строго, но спокойно, «учу» я. — Если бы это была посуда или что-то, что может испортиться, твоей маме пришлось бы заплатить за порчу. И тогда вы с братом остались бы без сладостей и новых игрушек минимум на пару месяцев.
Хотя, судя по ее виду, даже если бы мальчишки вздумали сложить из всех книг пятиметровый костер и поджарить над ним маршмэллоу, их мама извинилась бы и оплатила все неудобства. С чаевыми.
— Ты скажешь маме? — переживает мальчик.
— Знаешь, ты устроил такой грохот… — Я многозначительно пожимаю плечами. Но тут же предлагаю вариант решения проблемы — так всегда делала моя мама: запрещая, озвучивала альтернативу. — Я сама здесь уберу, а твоей маме скажу, что это был старый шкаф, из которого частенько падают книги. Сами по себе. Но с условием, что ты пообещаешь слушаться старших и хорошо себя вести. Договорились?
Мальчик несколько секунд смотрит на мою протянутую ладонь, потом шмыгает носом и пожимает ее с видом бизнесмена, заключившего выгодную сделку. Могу поспорить, отец научил его мужскому рукопожатию еще с пеленок.
Когда иду к выходу, жестами даю понять стоящей за кассой Марине Сергеевне, что я только туда и обратно, и даже достаю из пакета одну книгу, чтобы мальчик нес ее и чувствовал себя помощником. Мама работала в школе, и я часто видела, как она нарочно дает своим первоклашкам что-то «тяжелое», нахваливая маленьких помощников.
Она умерла в прошлом году — неожиданно, просто во сне. И мне до сих пор кажется, что моя реальность разделилась на ту, где у меня всегда есть блинчики с медом по субботам и яблочная шарлотка в воскресенье, и ту, где я уже год живу совсем одна.
На улице я поворачиваю в сторону красивого «Ауди», но мальчик топает ногой и тянет меня в другую сторону. Я проглатываю нервный смех, когда замечаю его уже порядком нервничающую мать возле огромного черного внедорожника в самом конце парковки. Даже не хочу представлять, что будет с человеком, который рискнет дунуть на этот танк, но на всякий случай держусь подальше.
— Простите за неудобства, — извиняется мать, и мальчишка торжественно вручает ей книгу, напрашиваясь на похвалу.
— Ничего страшного, просто не очень устойчивый старый шкаф. — Я подмигиваю своему «подельнику» и одними губами говорю: «Ты обещал».
— Он устроил такой беспорядок, — говорит женщина кому-то, кто сидит в машине. Наверное, мужу.
— Бывало и…
Дверь с обратной стороны открывается, и я замечаю черную, взъерошенную ветром шапку волос, крепкий затылок, белоснежную рубашку и, как влитой на широких плечах, темно-серый пиджак. Поворот головы — медленный, с ленцой, как будто Короля столицы заставили заниматься не царским делом.
Этого просто не может быть.
Я знаю, что иногда просто впадаю в ступор, когда случается что-то неординарное, шокирующее или просто непонятное, так что на всякий случай прикрываю ладонью всю нижнюю часть лица. Потому что мне хорошо знаком этот профиль и эти темно-серые грозовые глаза, и тяжелый квадратный подбородок, и немного неряшливые губы, которые совершенно не умеют улыбаться. Знаю так хорошо, будто много часов разглядывала все это под самым большим микроскопом. Хотя, так и есть: я знаю каждую черточку, каждую морщинку и каждый изгиб густых бровей. Потому что я, двадцатилетняя великовозрастная девчонка, обклеила его снимками всю комнату, даже потолок. Я вижу его, когда прихожу из института или возвращаюсь с работы, вижу, когда до трех ночи пишу доклады, вижу, когда укладываюсь спать и когда просыпаюсь.