-Не беспокойся, все сделаем в лучшем виде. – Усмехнулся Серко, похлопав по плечу бывшего друга. – За такие то деньжищи…
***
Слух о том что безумный гений, наконец, закончил свое творение, разлетелся по городу с скоростью молнии. Все в Ноццио от мала до велика были прекрасно осведомлены о его навязчивой страсти и теперь желали поглазеть на то, что у него вышло. Сам Чезарро гордо стоял возле своего детища облаченный в самый лучший свой наряд, которым загодя разжился специально для этого дня. Черный бархатный камзол, что не зазорно было бы одеть и благородному, сидел на его по прежнему стройной несмотря на прошедшие годы фигуре просто идеально. Да время прибавило скульптору морщин а в некогда роскошной иссиня черной гриве волос виднелись седые прядки. Однако его взор горел словно у юноши. Сегодня был его день. Его звездный час.
Наконец бургомистр который также почтил своим присутствием сие собрание милостиво кивнул, и Чезарро, замирая от волнения сдернул со статуи чехол. Волна противоречивых возгласов прокатилась по толпе. Творение скульптора оказалось весьма… необычным. Могучее туловище зимнара на трех огромных ногах-колоннах выше пояса плавно переходило в человеческий торс. Точнее человеческим он был лишь отчасти. Слишком массивная мускулистая фактура, чересчур гротескные грубые черты лица тем не менее оказались вырезаны настолько тонко, что невозможно было отвести взгляд.
-И ради.. этого в позвали нас, мастер Скорцени? – поджав губы покачал головой седой дородный мужчина в дорогом фраке.
-Именно так, мэтр Дочелли. – Ничуть не обескуражено улыбнулся Чезарро. – Я назвал его Гимнор.
-Очень остроумно с вашей стороны. – Скривился Дочелли. (на местном наречии «гимнор» - гармоничный, исполненный гармонии). – Вот только если это шутка, то она уже порядком затянулась.
-Не скажите, мэтр. – Покачал головой не менее седой на гораздо более худощавый мужчина одетый намного более скромно. – Присмотритесь повнимательнее, это же истинное единство противоположностей! Невозможно уследить, где кончается монстр и начинается человек. Готов прозакладывать собственную мастерскую против ржавого зубила это творение истинного гения. Сам Масцена не смог бы лучше!
На площади повисла тишина. Мастера Рецана знали и уважали во всем городе как опытного и талантливого скульптора, а вот Дочелли несмотря на гораздо более солидное благосостояние являлся всего лишь художником при дворе бургомистра. Должность конечно более чем почетная, но его мастерство имело все же несколько иной аспект, и посему слово Рецана, которого горячо одержали и иные скульпторы, в итоге перевесило. Толпа разразилась восторженными криками, приветствуя нового гения. Сам бургомистр разодетый в меха в окружении охраны приблизился к мастеру и важно пожал его крепкую мозолистую ладонь.
Чезарро же стоял ни жив ни мертв. То чего он так долго и упорно добивался, наконец, случилось. Его талант признали. Однако это был лишь первый шаг. Ноццио всего лишь один город. Пусть большой и богатый, но восторгов его жителей явно не достаточно для того чтобы тебя нарекли великим на все времена. Нужно было идти дальше добиться того чтобы его творение было показано в самой столице! Там соберутся мастера со всех частей света, и если его признают и там, это станет его пропуском в бессмертие. Его имя будут поминать наряду с именами иных великих скульпторов и художников и через много веков после его смерти…
Однако обо всем этом он подумает позже. Сейчас же следует вкусить плоды собственной бесспорно заслуженной победы. Какая то рыжеволосая красотка, томно улыбаясь, подала золотую чашу полную отборного вина, и Чезарро, с благодарностью приняв сосуд из ее рук, сделал добрый глоток.
***
Мира с трудом подняла непривычно тяжелую словно налитую свинцом голову, разлепив запекшиеся веки. Вокруг была тьма. Вяло шевельнув руками, девочка услышала тихий звон. Ее руки были намертво закованы в железные кандалы. Ноги же и вовсе оказалась забиты в тяжелые дубовые колодки, отчего сдвинуться с места было совершенно невозможно. Поморщившись от боли в затекших конечностях, она попыталась вспомнить, как именно оказалась здесь. Воспоминания отозвались резкой вспышкой боли в затылке. Бесстрастный голос мужчины в черном, мерно чеканящий слова... Чужие загрубелые руки, тянущиеся к ней со всех сторон... Темный сырой подвал... холодный металлический обруч, намертво стиснувший ее голову... громкий душераздирающий крик, разносящийся по подземелью...