аза больший, чем служба знакомств, которая к тому времени уже успешно прекратила свое существование. Фирма поставляла надежных квалифицированных специалистов банкам и совместным предприятиям, иностранным компаниям и благополучным госучреждениям. Ксения Петровна чувствовала себя незаменимой. И тут появился Харин. Он не был лохом. Он не был джентльменом удачи. Он не был монстром. Он был, мать твою, стратег. Бисмарк, твою мать, ни больше ни меньше. За три года Харин из рядового, из заурядного бойца ничтожного бандитского подразделения со штабом в коммунальной квартире на Гражданке, из профессионального подсудимого стал генералом армии. Он прошел две криминальные войны, два раза был ранен и после второго ранения лежал три с половиной месяца в больнице на Кипре. На пятый день в реанимации ему было видение: покойный Ваня Конь в обнимку с еще более покойным Дейлом Карнеги. Это Дейл, - сказал Ваня, - познакомься. Харин понятия не имел, кто такой Карнеги. Он протянул руку. Володя, - сказал он. Володя, не валяй дурака, сказал Карнеги. - Займись делом. Это видение Харин вспомнил на второй месяц пребывания в больнице, когда его навестила знакомая и принесла вместе с грушами, мандаринами и виноградом книжку Дейла Карнеги. Это супер, - сказала знакомая. Это меняет человека начисто. Посмотри на меня, - сказала она, выпятив загорелый живот. Если бы не Карнеги, я бы до сих пор пивом торговала. Тебе он просто необходим, - сказала она, глядя на Харина, упакованного в гипсовый корсет. С непривычки чтение давалось Харину с трудом. Он прочитывал не более сорока строчек за день. После чтения у него болела и кружилась голова, его часто тошнило, однако из больницы он вышел другим человеком. Он стал читать и с ходу прочитал три книги Джека Лондона, два тома Кастанеды и "Майн Кампф". После этого он вложил кое-какие деньги в недвижимость и кое-какие - в банковское дело. Он понимал, что поздно взялся и по-прежнему чувствовал себя отсталым, непрооперированным питекантропом в толпе опрятных и деловитых неандертальцев, неповоротливой толстой рыбой среди торопливо вылезающих на сушу худощавых пресмыкающихся. Он стал читать дальше и дочитался до пособия по современной рыночной экономике. Оказалось, что ему нужны были сферы влияния. Оказалось, также, что насилие является наименее выгодной экономической стратегией. В учебнике это было написано прямо на первой странице - во введении, причем начиналась соответствующая фраза унизительными словами "Как всякому известно". После непродолжительного размышления Харин пришел к выводу, что ему нужна авторитетная кадровая фирма с хорошей репутацией. Он поискал и нашел такую фирму, причем недалеко от собственного офиса. Он был готов купить ее у Ксении Петровны. Недорого. Тысячи за три. Насилие Харин пообещал применить только в самом крайнем случае. Валентин Викторович выключил телефон и вернул Паваротти положенные децибелы. - Ну что? - Никто не подходит. - Естественно. - Ничего естественного. Человек может быть в ванной. Или в булочную может выйти за хлебом. Вот это естественно. После приезда с островов они снова посоветовались с Евгением и Евгений продиктовал на память телефон: на всякий случай. Мало ли понадобится. Очень приличный специалист, - сказал Евгений, - совершенно независимый молодой человек, без предубеждений, бывший чемпион Союза по биатлону среди юношей. Валентин Викторович записал телефон сначала на чеке из продуктового магазина, потом переписал его на последнюю страницу театрального календаря и только потом занес его в записную книжку под конспиративную литеру "К". - У тебя всегда так. - Что именно? - То в ванной кто-то, то в булочной. - Что ты хочешь этим сказать? - Ничего. Смотри. Она нажала длинную футуристическую кнопку: полированное вогнутое стекло монотонно поплыло вниз. В кондиционированный салон как ком ваты ввалился ком сумеречного летнего воздуха с застрявшими в нем детскими криками, лязгом трамвая на повороте и отдаленным воем медицинской сирены. Ксения Петровна поморщилась от неожиданно плотного, прижавшегося к лицу тепла и выглянула из окна. Неподалеку, возле переполненной урны топтался подросток в синтетической куртке с огромной золотой надписью "The King" на спине.В правой руке подросток держал грязную холщовую сумку, полную пустых бутылок. Левой рукой он методично ворошил в урне верхний культурный слой. - Эй, мальчик! - позвала Ксения Петровна. Подросток нерешительно обернулся. - Да, да, ты. Подойди-ка сюда. Подросток нерешительно подошел. Ксения Петровна вытащила из портмоне пожилую двадцатидолларовую купюру и показала подростку. - Хочешь сто долларов заработать? - Ну, - нерешительно ответил подросток. - Видишь в кафе за столиком представительный мужчина сидит с двумя друзьями. Вон там, в центре, в костюме. Видишь? Пирожное ест. Подросток обернулся. - Ну. Ксения Петровна спрятала купюру обратно в портмоне и вытащила из сумочки пистолет в бесцветном полиэтиленовом пакете. Она освободила пистолет от упаковки и показала подростку. - Я дам тебе пистолет. Настоящий, импортный. Ты войдешь в кафе, подойдешь к этому человеку и выстрелишь ему прямо в голову. Раза два или три. Убьешь его, понимаешь? - Ну. - И убежишь потом. А мы через час подъедем вон туда, к трамвайной остановке, и деньги тебе отдадим. Согласен? - А че... - неопределенно ответил подросток. - В смысле? - спросила Ксения Петровна, с напористой легкостью переходя на язык своего собеседника. - Нормально, - равнодушно ответил подросток. Ксения Петровна протянула подростку пистолет. - Откуда у тебя это? - спросил Валентин Викторович, произнося слово "это" как рискованный, многозначительный эвфемизм, отдельно. Ксения Петровна не ответила. Подросток поставил сумку на тротуар и стал с неподдельным интересом разглядывать оружие. Ксения Петровна снова обернулась к нему. - Ну давай, иди, не трать времени. Подросток улыбнулся и поднял сумку. - И пистолет не потеряй! - крикнула Ксения Петровна ему вдогонку. - Он денег стоит! Она снова нажала на кнопку. Стекло поехало вверх. Она потрогала щеку. Грим держался. Она обернулась к Валентину Викторовичу. - Ну? Чего ты ждешь? Поехали. - Куда? - Как куда? В театр. Ксения Петровна достала папиросную коробку. - Может успеем еще. Ко второму отделению. Валентин Викторович включил мотор. Ксения Петровна достала из коробки предпоследнюю папиросу. Она порылась в карманах жакета, поискала в сумочке, жалобно посмотрела на Валентина Викторовича. - Где моя зажигалка? Она стала выкладывать перед собой свои принадлежности: блокнот, помаду, пудреницу, полиэтиленовый пакет из-под пистолета, корвалол, валидол, анальгин, еще какие-то лекарства с названиями, позаимствованными из переводных фантастических романов, очки для близи, очки для дали, очки для представительности, радиотелефон, перчатки, ватные затычки для ушей, глазные капли. Краем глаза она заметила, что время остановилось - по крайней мере, в радиусе полутора метров. Она подняла голову. Валентин Викторович застыл в классической позе киношного сыщика. Словно демонстрируя неопровержимую улику, он держал двумя пальцами за уголок полиэтиленовый пакет из-под пистолета. На дне пакета лежала какая-то длинная черная железка. - Что это? - недовольно спросила Ксения Петровна, приглядываясь. - И почему ты на меня так смотришь? Что ты молчишь? Она оглянулась в противоположную сторону и увидела, как подросток входит в кафе. Тяжелая стеклянная дверь на некоторое время задержала его, но, в конце концов, ему удалось преодолеть это препятствие, и он вошел. Он потоптался некоторое время у входа, потом подошел к столику, за которым сидел Харин с телохранителями, и остановился прямо перед ним. Два мгновения назад Харин благоговейно взял с тарелки предпоследнее пирожное - корзиночку. Мгновение назад он далеко высунул язык, чтобы слизнуть с витой кремовой верхушки рубиновую капельку джема. Теперь он тоже почувствовал, что время остановилось. Он убрал язык поднял глаза и посмотрел на улыбающегося мальчика. - Тебе чего, мальчик? - Асталалиста, дядя. Подросток поднял пистолет и направил его Харину прямо в нос. В машине Ксения Петровна с досадой разглядывала забытую в пакете обойму. - Может там все-таки что-нибудь еще осталось? - спрашивала она Валентина Викторовича без особой, впрочем, надежды. - Где-нибудь в дуле? Подросток нажал на курок. Пистолет равнодушно щелкнул. Харин медленно покосился в сторону стеклянной стены. Позади студенистых отражений с любопытством сгрудились неразборчивые фрагменты пространства. За стеклянными дверями зеленел край газона. Улыбаясь, подросток еще раз нажал на курок. Харин взглянул на телохранителей. Телохранители очнулись. Они одновременно вскочили из-за стола, доставая пистолеты из-подмышек и опрокидывая стулья. Они открыли огонь, рискуя прострелить себе рубашки. Первая пуля попала в пол, вторая, - в потолок. Третья, четвертая, пятая, шестая, седьмая, восьмая девятая и десятая почти одновременно прибыли по назначению. Подросток исчез, оставив по себе приблизительную копию, мятую, скомканную, отброшенную под соседний стол, на глазах теряющую сходство с оригиналом. Бутылки со звоном раскатились по мраморному полу. В кафе наступила тишина. Посетители замерли. Казалось, только столбики пара над кофейными чашками осмеливаются, в силу своей очевидной бесплотности, время от времени осторожно пошевелиться. Через некоторое время послышался негромкий шорох. Мужчина с газетой стоял в дверях. Он вышел из кафе уже почти наполовину и хотел выйти совсем. На толстом дверном стекле он снова видел свое отражение. В этот раз он смотрел на себя безо всякого удовольствия. Сквозь глубокие тени настойчиво проступала неопрятная уличная реальность. Телохранители строго переглянулись. Они посмотрели на недовольного Харина. - Этот, вроде, с ним был,.. - сказал один из них задумчиво. - Вроде, да,.. - сказал другой неуверенно. Телохранители помолчали, посмотрели друг на друга, потом на всякий случай снова подняли пистолеты и открыли огонь. Мужчина с газетой пролетел сквозь медленно рассыпавшуюся, как титры в телепередаче стеклянную дверь и упал на лужайку. Телохранители спрятали пистолеты и огляделись по сторонам. Посетители кафе по мере сил и способностей пытались уподобиться неодушевленным существам. Казалось, что все они, пораженные поразительной простотой превращения живой материи в неживую, пробуют, каждый по своему, повторить этот несложный, но любопытный рекламный трюк. Харин снова наклонился, прикрыл глаза, высунул язык и аккуратно слизнул рубиновую капельку джема с кремового кончика. В тысяче метров от него тяжелая американская мечта остановилась на перекрестке. Ксения Петровна закончила последнюю папиросу. - Не ошибается тот, кто ничего не делает, - констатировала она. Окурок категорично хрустнул в пепельнице. Валентин Викторович промолчал. - Что ты молчишь? Пепельница щелкнула, закрываясь. Ответа не последовало. - Куда мы едем, по крайней мере? - Как куда? В театр, на Штайнера. Ксения Петровна утомленно прикрыла глаза. - Очень остроумно. - Можем еще успеть ко второму отделению, - взглянув на часы, сказал Валентин Викторович. К машине подбежал мальчишка с пачкой газет подмышкой. Он прижал передовицу к ветровому стеклу и отчаянно завопил: - Отравленные бананы! Сто человек в реанимации! Депутат-эксгибиционист! Вурдалаки в поликлинике! Ксения Петровна посмотрела на газетную страницу. С плохо пропечатавшейся фотографии на нее глядел печальными цыганскими глазами угрюмый представитель инопланетной цивилизации, пойманный скаутами в Неваде во время игры в миротворческие силы. Ксения Петровна сунула таблетку под язык. - Очень остроумно, - повторила она утомленно. - Ты вообще о чем-нибудь в жизни думаешь, кроме развлечений? Молчание. - Почему я все время должна за всем следить? - А что я должен делать по-твоему? - Во-первых, не кричи на меня, пожалуйста. - Нет, ты скажи. Ксения Петровна презрительно помолчала. Загорелся зеленый. - Звони своему специалисту.