— Катя! — позвал главбух свою секретаршу. — Катя, живо сбегай за начальником производственного отдела. — Скажи ему, что я прошу зайти. Скажи, что по очень срочному делу. Поняла?..
— Всегда у тебя пожар, — улыбнулся начальник производственного отдела, развалившись в кресле. — Тебе бы руководить пожарной командой города. Представляю…
— Мне, между прочим, не до шуток! Я, между прочим, не для того пригласил вас, чтобы выслушивать ваши шутки. Понятно?
— Николай Петрович, что с тобой? Ничего не понимаю! И потом, какого дьявола ты мне «выкаешь»? Двадцатый год вместе работаем, забыл, что ли?
— Ты в кумовья-братья не записывайся, в родственники-товарищи мне не лезь!
— Удивляюсь! Ни черта не понимаю!
— Сейчас поймете, уважаемый! Зачем вы завизировали документы о списании почти нового оборудования?
Взгляд главбуха не сулил пощады ни другу, ни врагу.
— Так бы и сказал, — облегченно вздохнул начальник отдела. — А я уже подумал, что в тюрьму собираешься меня упрятать. Не от меня сие исходит. Бумагу на этот счет приказал подготовить заместитель начальника управления.
— С-ев?
— Он самый!
— Этот тихоня?.. Ну, я ему покажу, где раки зимуют. Он у меня…
Главбух со скоростью лучшего нападающего хоккейной команды бросился к дверям.
— Я бы просил, товарищ С-ев, не вмешиваться в функции материально-технического управления. — За щитом презрительной вежливости главбуха скрывалась сдерживаемая последним усилием воли вулканическая вспышка гнева.
— ?!
— Вы готовили документ о списании нового оборудования?
— Я, — спокойно ответил заместитель начальника управления.
— Какое право вы имели на это?
— Я выполнял указание начальника управления.
— Ах, начальника управления… Товарища П-ва?
— Да, П-ва. Будьте здоровы!
Главбух позвонил начальнику управления:
— Товарищ П-в?.. Извините меня, но долг службы обязывает. Я вынужден не согласиться с вашим предложением по поводу списания нового оборудования. Не ваше, говорите, предложение. А чье же, если не секрет?.. Ах, самого управляющего трестом… Понятно. Извините великодушно. Понимаю, как же, все понимаю…
Обычно главный бухгалтер треста расписывался крупно, ясно, красиво.
На документе же о списании нового оборудования он поставил свою визу в виде крошечной закорючки в правом нижнем углу листа.
Потом вздохнул и написал число, месяц, год.
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ НЕСОВМЕСТИМОСТЬ
Дети ушли в школу, и в гнетущей тишине — слышно было, как стучали ходики на кухне — Петро продолжил начатый женой разговор:
— Тебе бы замуж выскочить за бухгалтера, и чтоб работал он в том заводе, где большую прогрессивку платят. За лысого и в очках. Они все, бухгалтеры, как телки, пока дело дебита-кредита не коснется… А какой дома дебит-кредит: на круг 200 рэ. Их, если надо, наша младшая разделить-умножить, сложить-вычесть сумеет.
Вот бы житуха у тебя была — спокойная, тихая. В субботу — в зоопарк. На мартышек глазели бы, да удивлялись, какого лешего они на месте не сидят, все скачут да прыгают. А в воскресенье — в зоологический музей. Тишина, гниды дохлые в спирте…
— В спирте?.. — подчеркнуто уточнила Нюша.
Петро не обратил внимания на ехидную ухмылку жены.
— Утром чай на стол тебе бы бухгалтер ставил, а ты бы целовала его в лысую…
— Да, и ставил бы, — гордо, с вызовом сказала Нюша. — Прямо на стол, а то еще кофе — прямо в постель. Проснусь, еле глаза продеру, а на табуретке — кофе с сахаром, рядом — нарезанный лимон…
— Ну?.. Лимон?!. — удивился Петро и улыбнулся наивной, прямо-таки детской улыбкой, и злость пропала. — Надо же, лимон…
— Молчи! — приказала Нюша и взъярилась по-бабьи, со слезами: — А тебе с утра не кофеи нужны… Тебе бы с утра, дурацкую башку с утра…
— Опять? — спокойно, но с угрозой спросил Петро, так, что жена сразу захлопнула свой зубастый рот. — Опять? — повторил он еще строже и злее. Нюша сообразила, что ее занесло, затараторила:
— Тебе и сказать ничего нельзя! Да что я такого сказала?.. Правду. А она, правда, как дым, глаза есть. Не любишь ты, когда тебе правду…
— Да замолчи ты… — прикрикнул Петро и хотел было добавить «дура», но не добавил, — парень он был добрый, покладистый, — сдержался, выскочил из комнаты…
Пока разогревал мотор самосвала, пока глубокими затяжками высадил сигарету, горько думал о своей неудавшейся жизни: «Сам виноват, дурак!.. Кто торопил?.. Мать двух невест из дома выперла: у одной характер какой-то не такой оказался, другая лицом не подошла. Назло решил сделать, осел: три недельки жал ручку Нюше, целовались, обнимались и… Эх, ё-мое!.. Как заночевал у нее первый раз, так и остался на всю жизнь…»