Петро вспомнил, как на четвертый день его отлучки из родительского дома прибежала на автобазу мать, запричитала:
— Сынок, куда это ты, дурная головушка, пропал?.. Не знаем, что и думать…
— Женился, мать. — Петро отвел в сторону глаза.
— Женился? — охнула мать.
Помолчали. Мать, плача, сказала:
— Хоть бы посмотреть на твою жену-то…
— Так приводил же я Нюшу, — потупился сын.
А смотрины такие состоялись.
Привел он в выходной домой Нюшу и товарища своего закадычного, тоже шофера, Сашку Валиахметова. Ничего матери и отцу не сказав, накрыл стол скатертью в своей комнате, поставил конфеты, печенье, мать чайник принесла…
Попили чаек, и с тем пропал Петро.
— Так это она, твоя, была? — мать вытащила платок, но слезы вытерла рукой, не насухо: заблестели морщинки у глаз и рта. Петру стало жалко мать, сердце прямо разрывалось. Он легенько обнял ее, даже всхлипнул без слез.
— Да… Она…
— Ну, вроде, девка-то ничего, фигуристая, тихая, — слегка успокоилась мать. — Только постарше тебя выглядит, а? Или ошибаюсь?..
Петро не ответил. Мать протяжно вздохнула, сказала со злостью:
— Теперь мода пошла, язви ее в душу, такая, что ли: старые бабы молодых мужиков, вроде тебя; в два счета опутывают…
Петру неприятны были ее слова, но он промолчал, чтобы не огорчать мать.
— Детей-то хоть нет?
— Ты иди, мама, — мягко попросил Петро. — Мы вечером зайдем… Нет детей у нее…
Мать ушла. Петр снова залез под свой самосвал: предстояла командировка в Нарын, туда-сюда километров с тысячу, и он решил кое-что подтянуть, смазать.
Работа была привычной, думать не мешала, но думал Петро с оглядкой, осторожно, не в самую глубину влезал, а так: подумает немного об одном и сразу на другое переметнется.
…В ЗАГСе, в очень неуютной комнате, с ободранными по низу грязными обоями, было сумрачно и многолюдно. Здесь регистрировали браки, смерти, а также выдавали какие-то справки.
— Это куда же нам? — растерялся свидетель Сашка.
— Если смерть регистрировать — за мной, — пояснила старушка в черном. — Мой-то умер, до восьмидесяти не дожив. — У старушки задрожали бледные губы. — Не так уж и стар, вроде. Вон сосед наш, Иннокентий, Василия сын, сто годков прожил и…
— Да нам брак зарегистрировать, — перебил ее Петро.
— Чаво, сынок, чаво?..
— Брак, говорю…
— А-а, — понимающе протянула старушка и вытащила сухонькую ручку из-под черного платка. — Брак законный оформить, значит?.. Нас-то в церкви венчали, поп…
— Кончай, бабуся! — громко попросил Сашка.
— Брак законный — это сюда. — Старушка сердито ткнула костлявым пальцем в угол комнаты. Очередь в углу была покороче, но пока дождались, Петро весь извелся. Хотелось курить, а выйти в коридор он не решался: не знал, можно ли оставить невесту одну…
Да, молодой был Петро, ни черта не знал, а то бы рванул из ЗАГСа — на мотоцикле не догнали…
Подошла очередь. Полная, в мелких кудряшках женщина, не поднимая головы, взяла паспорта небрежным жестом. Полистала паспорт Петра, бросила на стол, а когда заглянула в Нюшкин, закудахтала с придыханием:
— Как вам не стыдно?.. Вы… Я сейчас в милицию… Вы же год рождения тушью переправили, два годочка себе скостили…
Все посмотрели на Петра и Нюшку: кто сочувственно — на жениха, кто насмешливо, с вызовом — на Нюшку.
Если бы провалился пол, разверзлась земля и оказался бы Петро в преисподней на самой горячей сковородке, ему, пожалуй, было бы полегче, чем в его дурацком положении. Но грязные доски пола только поскрипывали, когда он ошарашенно, тяжело, как слон, топтался возле стола регистраторши и чувствовал себя очень скверно, хуже и быть не могло.
— Ты… Вы, это, не кричите, — хрипло и очень спокойно попросил приятель Сашка кудрявую.
— А вам-то какое дело? — кудряшки на голове женщины возмущенно затряслись. — Тут подделка документов, считай, преступление, а он…
— Мне такое дело, уважаемая, что я их свидетель. — Сашка наклонился к уху женщины и отрывисто, но без злости прошептал: — Не позорь нашего передового шофера, очень прошу тебя.
Женщина было вскинулась, но Сашка снова попросил:
— Не кричи, дорогуша, прошу от всей автобазы. — И добавил громко: — Пиши, рисуй, делай свое дело. Вот вам от меня, как от свидетеля, цветочки.
Он положил букет перед регистраторшей, которая с минуту недоуменно пялила злые зеленые глаза на напористого, по-цыгански нахального Сашку, а потом смягчилась, улыбнулась пунцовыми от помады губами, презрительно, одним пальцем, отодвинула цветы на край стола и взяла ручку…