— Да зачем они тебе, эти книги, особенно Даль? — чуть не со слезами воскликнул Михаил Александрович. — Ты же сам как-то изволил выразиться в том смысле, что не любишь литературу, книг не читаешь…
— Это, скажите, когда я изволил все это заметить?
— Да в прошлом году, по-моему.
— Аж в прошлом году, говорите? Теперь я мыслю совсем иначе, и перестаньте канючить, сказал, сам беру, и все, никаких гвоздей, ясно-понятно?.. Стенка у меня есть, в пятьсот рублей обошлась, а книжек для ее наглядного оформления — ни одной, кроме телефонного справочника и «Полезных советов». Теперь вам ясна моя задача на данном отрезке жизни?
— О чем это вы секретничаете? — спросила Людмила Семеновна, появляясь в комнате. — Так секретничаете, что всем кругом слышно. — Она с любопытством разглядывает мужа и соседа.
— Да… У нас, понимаешь, свой мужской разговор, — сказал Михаил Александрович. Тогда женщина спросила у Сергея:
— Сергей, ну?..
Парень, нахально подсмеиваясь, показал на Михаила Александровича и протянул:
— Да вот, понимаете, у меня просят сто рублей.
— Это еще зачем, Михаил?
— Мне нужно сто рублей, и все!
— Это уже я слышала. Теперь меня интересует другое: зачем тебе сто рублей? — Муж упрямо молчит, сердито сжав губы, и Людмила Семеновна спрашивает еще более строгим голосом: — Зачем, я хочу знать, ты занимаешь у Сергея целых сто рублей?
— Пока мне их не дают, — увиливает от прямого ответа учитель.
— Он хочет купить книги. Максима Горького и какого-то Паля или Валя…
— Сережа, Сережа, у нас же с тобой был конфиденциальный мужской разговор!
— А-а, — отмахивается парень. — Повторяю на полном серьезе: ваш любимый супруг имеет горячее желание приобрести Горького и Валя.
— Не Валя — Даля.
— А мне без разницы… Валь, Даль — все равно.
— Но мне обещали именно эти книги.
— Ему обещали, видите ли! — воздела к потолку руки Людмила Семеновна. — Ему обещали!.. У нас сейчас нет даже лишней копейки. И потом ты забыл, что я собираюсь купить хрустальную вазу? Ее мне твердо обещали достать, а ты — книги, книги…
При этих словах Сергей в притворном изнеможении, переломившись, падает на стул и, не скрываясь, издевательски смеется.
— Ох! — он схватился руками за живот. — Опять вазы? Ха-ха-ха!.. Держите меня, а то упаду и кончусь от смеха…
Муж и жена некоторое время молча наблюдают за представлением Сергея: он — с обидой, она — с недоумением, потом женщина взрывается, как переполненный горячими парами котел:
— Все, никаких книг! Ясно?.. В доме нет ни копейки, а ему, видите ли, книги подавай… До седых волос дожил, а все не начитался. Да ты что, Горького никогда не читал, этого самого Даля в глаза не видал?.. Соскучился, беги в библиотеку и наслаждайся, сколько твоей душеньке угодно, а мне не морочь голову, Кирилл-и-Мефодий!..
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Михаил Александрович, Людмила Семеновна, их дочери расселись за столом в большой комнате. Их окружала не старая, но разностильная мебель, а из-за обилия ваз комната напоминала зал музея: все здесь холодно, неуютно, не пахнет человеческим жильем. Солнечный свет из окон отражался в вазах и становился мертвым. Так горят лампы дневного освещения.
Чужой человек, конечно же, сразу и со значением стал бы рассматривать этот стеклянно-хрустальный мирок и увидел бы длинные голубые посудины с белыми разводами, такие длинные, что казалось, они свисали с потолка, как сосульки. Он бы обязательно пожал плечами, разглядев непонятно для каких целей предназначенные сосуды, чем-то напоминающие свернувшихся в клубок ленивых котов. Он непременно бы подивился расцветке большой хрустальной вазы — в серый холодец вкраплены красные кусочки, будто нашинкованная морковка. На каждой грани, на каждом завитке, на каждой линии сосудов — яркие блики, изломанные отражения света, холодное, не греющее душу сияние.
Четыре у стола стороны — четыре человека сидят. Им сейчас очень трудно. Михаил Александрович говорит, волнуясь, обращаясь сразу ко всем:
— Я хотел бы… Я собираюсь извиниться за…
Здесь он увидел, что на лице жены появляется торжествующая, мстительная улыбка и повернул свою мысль таким образом:
— На твоем месте я не торопился бы злорадствовать… Жена, дети, девочки, я решился извиниться за давешнюю свою несдержанность, за то, что вчера в сердцах швырнул на пол только что купленный, новый хрустальный горшок… Да, да, горшок…
Людмила Семеновна попыталась возразить, сказать, вероятнее всего, о том, что муж разбил не горшок, а вазу, новую, замечательную вазу, что… Но Липа предупредила ее душевный порыв: