– Похоже на него. Он склонен так поступать, но это его проблемы.
– Судя по огромной улыбке на твоём лице, у тебя тоже проблема. Раньше я шутила о твоем преследователе, но сейчас, Теш, у меня появилось странное предчувствие относительно этого парня. Он ведет себя так, будто имеет на тебя права и, честно говоря, не могу поверить, что тебя это устраивает.
Как мой наставник, она любила волноваться обо мне. Всё–таки были вещи и похуже, чем быть «преследуемой» или «востребованной» парнем, подобным Ризу. И что это за американская мания преследования? У нас, в болгарском языке, не было подобного слова – люди выражали свои эмоции всеми возможными способами и подразумевалось, что мужчины проявляли интерес к женщинам, но это не означало пересечение криминальной черты по умолчанию. Впрочем, сейчас было не время для житейских споров с Ритой, так что я поблагодарила её и направилась в свою комнату, чтобы позвонить ему.
Не успела я войти, как кто-то втащил меня внутрь, закрыл дверь и толкнул к стене.
– Почему ты играешь со мной в игры, Теа?
Я попыталась отойти, но не смогла:
– Я не та, кто играет в игры.
– Нет? За исключением моих звонков, которые ты игнорировала, чтобы иметь возможность снова пойти на свидание с тем парнем.
Я вспомнила телефонный звонок, на который я не ответила раньше.
– Насколько мне помнится, ты не должен был быть частью моей общественной жизни.
– Я сказал, что приду сегодня вечером, если это так важно для тебя.
– Тогда, где же ты был?
– У твоей двери! Но, видимо, слишком поздно. Я хотел, чтобы это было сюрпризом. И это определенно был сюрприз – для меня! – Он поднял мои руки по шероховатой поверхности стены из шлакоблока. – Я решил быть честным с тобой. А ты приняла это за разрешение скрытничать?
– Я говорила тебе, Бен – просто друг.
– Не по мнению твоей подруги. Которая, кстати, по всей видимости, знает больше о твоей личной жизни, чем я.
– Нечего знать. Ты выдумываешь.
– Я? Как насчет тебя в его объятиях несколько минут назад – я тоже это выдумал?
Было нечто возбуждающее в его ревности, даже в его ярости. Она делала его уязвимым, а мне придавала странное ощущение силы.
– Риз, ты раздавишь меня. Я даже дышать не могу …
Он отстранился ровно настолько, чтобы позволить мне перевести дух, но его хватка на моём запястье усилилась.
– Я сказал, что не собираюсь делиться тобой. Что тебе было непонятно в этой фразе?
– Я думала, мы договорились о свободных отношениях, когда ты сказал мне, что ты не однолюб.
Должно быть, это подтвердило его опасения на счет меня и Бена и абсолютно свело его с ума. Он ударил кулаком о стену, тем самым посылая дрожь по моему позвоночнику.
– Я дал ясно понять, что нет другой женщины, с которой я хочу быть. Так что ты могла бы поступить, как порядочный человек и держаться подальше от того парня, не так ли? Но нет, ты должна была выставить ваши отношения напоказ! И я должен был догадаться – нет лучшего места, чем чертово поле для гольфа Принстона!
– Лучшее место для чего? Перестань так себя вести …
– Я не единственный, кто так себя ведет. Всё это время умирать от желания заняться с тобой любовью и быть одураченным твоей искусной застенчивостью… – Он протолкнул свою ногу между моими. Стена мешала ему сделать это, но он повторил движение, скользя рукой вверх по моим бедрам, пока его колено держало их раздвинутыми.
– Это то, чего ты хотела? Потому что, если это так, то я могу сделать это лучше, чем кто-либо другой. Лучше, чем ты когда-либо представляла …
Он точно знал, где ко мне прикасаться и как – настойчиво, стирая мой гнев, делая меня готовой для него. Постыдно готовой. Теплой, влажной, возбужденной. Но я всё еще приходила в ужас от мысли о сексе с ним. Обо всем, что могло (и вероятно всегда так и было) пойти не так, как надо в первый раз.
– Риз, мы должны остановиться.
Он не слушал. Мы оба были возбуждены и остальное для него, по всей видимости, не имело значения.
– Я не могу сделать это сейчас … Риз, мне нужно больше времени.
Моё тело одеревенело из–за приступа паники.
– У меня не было секса прежде. Пожалуйста, остановись!
Он перестал дышать. Его руки упали, остальная часть его всё еще пребывала в шоке от услышанного.
– Ты действительно имеешь в виду … никогда? – Как будто мои слова могли значить что-то другое. – Почему ты мне не сказала?
– Я только что это сделала.
– Нет, раньше. На поле, когда пытался … О Боже, если бы я только знал! – Он, снедаемый чувством вины, потер лоб. – Прости меня, Теа. Я понятия не имел.
– Теперь имеешь. Но, в любом случае, думаю, ты должен уйти.
– Я пытался. Но я не могу находиться вдали от тебя.
– Я говорю о комнате, сейчас же. И это не стеснение или попытка схитрить. Я действительно прошу тебя уйти.
– Я не могу быть вдали от тебя. Ты это понимаешь? Я никогда не был чьим-то … – Затем он поправил себя, чтобы избежать запрещенного слова. – У меня никогда, ни с кем не было серьезных отношений. Но я стараюсь. Я хочу попробовать.
– Что именно попробовать?
– Быть с тобой и не видеть твоих страданий. Ты просто должна быть терпеливой со мной.
– Я ничего не должна.
– Конечно, не должна. Я не это имел в виду.
Его глаза всегда гипнотизировали, но до настоящего момента, я никогда не видела их умоляющими.
– Поехали домой со мной – автомобиль снаружи.
– Мне нужно отдохнуть. В моей собственной кровати.
– Тогда позволь мне остаться здесь. Мы просто будем спать, я обещаю.
Мой телефон зазвонил, и звук был таким резким, что я поняла, что Риз говорил шепотом. Это был Бен. Я извинилась перед ним, спросила, не против ли он закончить вечеринку без меня и пообещала загладить перед ним свою вину в ближайшее время. Он был милым, как обычно.
Риз наблюдал, ожидая, когда я повешу трубку.
– Мне нравится то, какая ты милая со всеми.
– Милая? Из–за тебя я только что была грубой со своим другом. Это не может повториться.
– Прости меня, Теа. Мне действительно жаль. – Его пальцы скользнули по моей щеке, быстро, но едва касаясь её, словно боясь повредить поверхность крыла бабочки. – Позволь мне остаться здесь на ночь. Пожалуйста.
– Каким образом? В моей кровати с трудом помещается один человек.
Он быстро поцеловал меня. Повернулся. Схватил край покрывала и скинул его одним движением, сбрасывая все на пол: одеяло, простыни, подушку. Не успела я и слова сказать, как моя обувь была снята, платье стянуто, а ноги оказались на невероятно мягкой хлопчатой ткани, более мягкой, чем я могла себе представить своё белье на грубом ковре. Затем он сложил все вдвое и заботливо укрыл нас, долгое время целуя моё лицо …
И тем самым две реальности слились воедино. Во всяком случае, с другой стороны, мой вечер завершился именно так, как я и хотела – в его объятиях.
МНЕ ПРИСНИЛОСЬ, ЧТО я была с Ризом. В поле. В поле, расстелившем свои удивительные травы под нами – красные, убийственно красные, как если бы земля изливала кровью всю свою скорбь в черное, как смоль, небо. Умоляя его. Изнывая от ожидания.
В сравнении с белоснежными зимними птицами все вокруг было тусклым, хилые скелеты деревьев сплели свои секреты в плотной паутине молчания. Внутри воздух был порывистым, свободным.
Он шел первым – уводя нас вглубь леса, в его безжизненные лабиринты. Я с плавностью тени шла по его стопам. Двигаясь с ним. Дыша ним. Существуя только в нём, будто я всегда принадлежала ему.
Пока мы шли, он рассказывал мне о тьме. О его вечном мраке и о том, как он хотел взять меня – так, как мрачная ночь охватывает землю: атакуя её, прорываясь сквозь каждую расщелину и грунт, с силой с которой нас влекло друг к другу навстречу, безумно, необратимо, даже не подозревая об этом –
затем он повернулся.
Я чувствовала его глаза. Их вину. Его затухающий голос, когда я ускользала:
вовсе не потеряно
если ты не откроешь глаза
я буду