— У каждого человека что-то есть. Что-то очень ценное и дорогое. И это не обязательно золото или деньги.
Айрин рассмеялась. У нее даже крестика не осталось и обручального кольца. Они все продали, чтобы заплатить работникам с шахты в прошлом году после первого обвала. Ей бы и самой не помешало «что-то дорогое» она бы многое изменила в своей жизни. Например, уехала б из этого проклятого городка подальше от матери с отцом. Купила бы с Заком дом, как в ее сне… возле бархатного песка и хрустально чистой морской воды и…
— Ты ошибаешься. У меня нет ничего ценного.
— Уверена?
— Конечно. Совершенно ничего.
— Тогда ты бы не сильно расстроилась, если бы я попросила отдать мне то, что я сама сочту дорогим, взамен на сказочный сон, который будет являться тебе каждую ночь? Тот самый, что ты уже видела однажды и не хотела просыпаться. Он будет невероятно настоящим… с каждым днем все ярче и ярче. Длиннее и длиннее, как ты мечтала. Днем одна реальность, а ночью все иначе, ночью ты в царстве полного счастья, где исполняются все мечты и желания, — голос старухи проникал в каждую пору на теле Айрин и заставлял трепетать от предвкушения.
А потом ей внезапно стало очень весело от того, что она развесила уши, слушая эту сумасшедшую старуху. Настолько весело, что захотелось громко расхохотаться. Эта женщина явно не в себе или шутит над ней. Забавно, сколько чокнутых можно встретить на городской ярмарке. В прошлом году здесь разъезжал карлик на телеге со старой клячей и предлагал купить у него счастье вместе с деревянными человечками, которых он выпиливал сидя на соломе и вскрывал дешевым лаком. Айрин тогда еще думала, что нужно быть совершенной психопаткой, чтобы покупать себе счастье в виде деревянного истукана, а люди покупали.
— И каким образом я могу это сделать? Отдать тебе то, чего у меня нет? — Глаза старухи начали вращаться под сомкнутыми веками, а молодой женщине показалось, что та смотрит из-под них прямо на нее. По телу Айрин пробежал табун тревожных мурашек и неприятно заболел затылок, словно его сильно сдавили когтистыми пальцами.
— Просто возьми венок из лиров и скажи, что отдаешь мне самое дорогое в обмен на цветы.
— А если ты мне солжешь?
— Не солгу. Я дам тебе аванс.
— Аванс?
— Да. Кусочек твоего сна станет реальностью прямо сейчас. Просто пойди и возьми. — в этот момент Рин смотрела на прилавок Сомнуса и тот поманил ее к себе пальцем. От неожиданности она даже тряхнула головой.
На секунду Айрин опять стало не по себе, но соблазн уже пульсировал где-то в подкорке мозга вместе с надеждой и суевериями. Наверное, нельзя соглашаться. Глупости. Ну скажет она, а дальше что? Кто-то сможет у нее потребовать платы на самом деле? Да и, вообще, зачем она об этом думает? Старуха, лживая ведьма, просто пудрит Рин мозги от скуки.
— Мамочка, не надо, — Дэйзи схватила Айрин за руку, — пойдем отсюда. Я нарву тебе целую охапку лиров. Обещаю. Много-много лиров. Не отдавай ей ничего.
Старуха прищурилась и отпрянула назад, а Дэйзи потащила мать прочь от прилавков.
— Мне страшно, мам. Она меня пугает. Ее глаза… как будто слепая, но на самом деле все видит.
Айрин склонилась к дочери и погладила ее по щеке.
— Она просто сумасшедшая старуха. Вот и все. Тебе не нужно ее бояться. Идем домой, я испеку тебе сахарные лепешки.
— А Берни? Я его звала, но он не идет ко мне. Мы оставим его здесь?
— Берни взрослый песик и он прекрасно знает дорогу домой.
Невольно обернулась и посмотрела на торговку, но та, казалось, уже забыла о них и любовно раскладывала букеты на досках, поглаживая цветы скрюченными пальцами. Ее глаза были все так же закрыты.
Берни не вернулся. Его нашли через день рано утром. Он лежал среди желтых цветов со вспоротым брюхом и выпотрошенными внутренностями. Видимо на несчастного пса напали степные волки, разодрали беднягу и бросили умирать в страшных мучениях. Но это было потом…
Айрин опять приснился тот самый сон, который она впервые увидела несколько месяцев назад. Она его запомнила и хотела увидеть снова, испытать ощущение счастья вместе с ощущением реальности, которое сводило с ума своей правдоподобностью.
Рин закрывала глаза, втягивая носом запах свежевыстиранной наволочки. Конечно он скорее напоминал лавку Эда с товарами для дома, но она любила представлять, что вместо куска дешевого мыла она стирает белье сиреневым лавандовым порошком. Ей почему-то казалось, что именно так пахнет на море — лавандой, песком, соленой водой и ИМ. Другим ИМ. Таким, каким он должен был быть и никогда не был. Таким, как она увидела его в том сне.