Случается, что учат жизни. Таких я особенно ненавижу.
“Труд, - говорят они,— сделал из обезьяны человека. Но труд должен быть не только физическим. Трудиться в голове надо, Федя. Здоровый мужик, потенциала в тебе, уйма, — говорят.”
Сколько раз я такое слышал и едва сдерживался, чтобы не вмазать. Не разбить эту глумливую рожу той самой пачкой бумаги, что разгружаю именно для его нахрен никому не сдавшихся отчетов. Умный он.
Каждый умный, кто родился где надо. А у меня отец всю жизнь двор мел, мать почту носила. После девяти классов, меня в техникум строительный еле устроила, потом армия и все, финита ля комедия. Из всех моих знакомых, после армии в институты и университеты только маменькины сынки и смогли поступить. Особо прыткие и вместо армии пристроились. А тем, кому родителей кормить надо было и на жизнь заработать - на заводы пошли, да на стройки. А потом и жена с детьми появилась. Их тоже корми. Им же тоже надо. Я ж мужик.
Я дрожу. То ли от воспоминаний о том, как перебивался с хлеба на кефир, чтобы отцу лекарства достать, то ли от ночной прохлады. На душе гадко. Затягиваюсь и почти догоревшая сигарета обжигает пальцы. Лезу за новой, но в пачке пусто. “Курение может стать причиной импотенции”. Надпись бросается в глаза даже в темноте, но должных эмоций не вызывает. Скорее смех.
Луна на небе освещает двор с покосившимися от времени старенькими качелями. Бабки со двора уверяют, что мол дворники слышали как велись разговоры про обновление детской площадки. Мол, скоро все старое снесут и новое поставят. Но бабки, время идет, а двор пока такой же, как и в моем детстве. Как же беззаботно тогда было!
Внезапно понимаю, что улыбаюсь.
Выбрасываю пустую пачку в пустоту ночи, в глубине души надеясь, что она тоже стукнет по темечку какого-нибудь успешного выскочку и иду в комнату. Тамарка спит. Темные волосы разметались по подушке, лицо спокойное и сейчас, в сумерках она похожа на тех самых принцесс, которых так любит Света. Красивая. Моя.
Сбросив тапки, уютно пристраиваюсь рядом и, повинуясь порыву, обнимаю. Тамарка сонно ворчит. Я всегда кажусь ей слишком жарким, холодным или насквозь прокуренным своими дурацкими сигаретами, но сейчас, лежа в моих объятиях она внезапно расслабляется и кажется мне еще красивее, чем секунду назад. Мне хочется разбудить её, поцеловать, сказать те вещи, что вроде как принято говорить женщинам, но что-то мешает. Всякий раз, как возникает такое желание, это "что-то" будто лишает голоса, в самый нужный момент, напоминая, что мужик не должен разводить телячьих нежностей. Да и не умею я выражать эмоции. Не умею говорить красиво. Вместо слов, я просто обнимаю её еще крепче и понимаю, что жена проснулась. Тамарка гладит мою руку, нащупывает свежий шрам на запястье и внезапно прикасается к нему губами.
— Ты самый лучший, — шепчет она прижимаясь ко мне всем телом.
И этот момент бесценен. Самое лучшее, что произошло за день.
Конец