Глава 1.
1.1
За некоторое время до полуночи мы с Верити вышли в поле. Её хорошенькая русая голова, так ладно освещённая светом полной Луны, бодро маячила впереди, пока я с трудом переводила дух, переступая очередные сухие кустарники.
- Пусть муженёк взбодрится, - не щадя белых оборок лёгкого платья, она свалилась спиной в траву, задорно раскинув руки. У меня плясали перед глазами красные мушки, пока я, накренившись в бок, пыталась опуститься на колени рядом, - А мы с тобой организуем настоящий шабаш.
От упоминания шабаша стало тошно. Ещё два месяца назад я едва ли могла свыкнуться с мыслью, что влюблённой в наши юношеские походы к побережью у скал сестре, наскучат девичьи шабаши. Мне по завершению учёбы мечталось заняться наблюдениями в пригодном для того родном приморском городке, и написание методического материала, и в сущности, внезапное равнодушие Верити не доставляло расстройств.
Ещё два месяца назад я бы не ужилась со шныряющими в ночи за изгородью тенями.
Нас с хорошо обозреваемой крышей дома разделяют десять минут неспешной ходьбы. В противоположной стороне на равном расстоянии - темнеющая полоса рощи. Я не могу свести с её мглы глаз.
Сестрица, воодушевленная вчерашним венчанием и захмелевшая сейчас от вина и чувства всеобъемлющей ласки ко всему сущему, мурлыкала под нос мелодию, закрыв глаза от явного наслаждения, пока я, коршуном нависая над ней, с опасением озираюсь, и, не выдержав, комментирую:
- Раньше мы такие мероприятия проводили у моря.
Верити вздрагивает, затем тихо хихикая. Не могу с уверенностью заявить даже в период злой горячки, когда напускное легкомыслие сестры будит где-то в глотке зудящее раздражение, что её извечные забавы - это не то, в чем наша семья нуждается. Всю жизнь искрящая от смеха и добра, очаровательная Верити Браге, даже в эпицентре катастрофы, надломившей в нашем доме нечто незримое, на крыше лачуги, полуразрушенной адским приливом внезапно взбесившегося, словно живой разъяренный организм, моря, едва живая от ужаса, она хохотала, с лёгкостью мартышки на четвереньках пробираясь к спасительному подъему скал.
Мне было не весело.
- Ничего, мы раньше и на полянках с тобой зависали, - сестра потянулась, сгребая ладонями над головой траву, - Без пляжа обойдемся. Ты сама говорила о том, что та аномалия с приливом - не нашего коллективного ума дело.
- Тот прилив нас чуть не сожрал, - на мгновения отвлекаясь, я чуть ниже склонилась к земле, прижимая руку к некогда повреждённым рёбрам. Верити фыркнула.
- Но всё обернулось гораздо лучше, чем могло. Смотри на небо, Магда. Когда-то это тебя расслабляло, почему сейчас эффект пропал?
- Тебя слишком вдохновило это лето.
- Тебя тоже должно было, - она продолжила говорить, не раскрывая мечтательно зажмуренных глаз, - Хотя охотно верю, что воодушевление у тебя застряло где-то в окуляре телескопа.
Во тьме рощи поочерёдно вспыхивали тусклые огни. До того растекающийся в воздухе аромат благоухающего сентябрьским цветом поля в миг показался отвратным душком перегноя. Завидев первые потусторонние маячки меж деревьев, я остановилась на полуслове, чувствуя, как парализующе растекается по телу страх. Казалось, нечто инфернальное пришло в себя где-то на дне желудка, побуждая дрожать от каждого дуновения ветерка. Я толкнула в бок сестрицу, завозившись на месте.
- Вит, пойдем-ка домой..
Она свернулась в растительности в клубок, задирая подол платья. Вблизи зашуршал сухостой.
- Хочу попросить Доминика остаться здесь ещё на пару дней. Так хорошо и тихо, Магда. Кажется, я жила последние годы только для того, чтобы быть кому-то нужной вне семьи, - у меня даже заглох внутриутробный вихрь, что последние секунды подстегивал немедля сорваться в сторону изгороди. Важно было именно то, что Вита Браге просто была нужна. Без упоминания лиц и смысла, который мне не удавалось найти при всех гонениях и поисках. Но та продолжала, - Стоило, Магда, выбраться из той проклятой воды ради этого. И теперь всё будет хорошо.
Мне, впрочем, уже не столько было любопытно понимать природу счастья сестры. Может, раньше я не слушала её переживаний, воспринимая их как нечто чуждое. Два месяца назад это могло бы многое изменить.
Шум хлынул из рощи. Небо расколол звонкий крик пополам с хрипом, когда Верити, визжа фальцетом, пятном в белом платье среди ночи вскочила на ноги, и в диком темпе припустила в сторону дома.
Словно сорвалась спрессованная внутри пружина, наливая мышцы силой, заставляя забыв о боли в искалеченной груди дать старт вслед за сестрой. Казалось, сердце сбивает осатанелым ритмом ударов штукатурку с разбитых рёбер, и воздух царапает плетью лёгкие, вызывая приступы кашля. Меня столь отчаянный спринт пригвоздил бы на неделю к постели, если бы сегодня я до неё добралась. Верити впереди бежит белой кошкой, и меня отпускает страх, от осознания того, что и она наконец почувствовала опасность.