До того, как сесть в машину, мы молчим. Уже закрыв за собой дверь, я ощущаю себя немного спокойнее, и желудок перестает требовать выслушать его мнение.
- Это… - Жора прерывается; видно, что даже его былое безразличие ко всему не устояло перед этой сценой. – В общем… Это Саша.
- Кто?
- Брата Толика зовут… - вздыхает. – Блядь, его зовут Саша. И это…
Дальше нечего сказать. Я бы тоже не стал больше никак это комментировать.
Мы отъезжаем от дома, делаем круг вокруг соседнего и останавливаемся.
- Выйдем, - заявляет Жора и выходит из машины.
Я не против. Достаю сигареты и закуриваю. Он делает то же самое. Молчит. Обходит «волгу» и опирается о багажник, почти садится на него. Я становлюсь рядом. Когда-то, я имел честь присутствовать на похоронах одного знакомого в Питере. На Южном кладбище. Меня попросили прийти, как близкого. Хотя я таковым и не был. После церемонии я прошелся по территории кладбища, и на одном из участков обратил внимание на интересную закономерность. Я прошел мимо немалого числа памятников и посчитал возраст каждого из парней, похороненных под ними. Парни – все, как один, молодые, от двадцати трех до тридцати. Похоронены в первой половине девяностых. Как ни называй – бандиты или жертвы бандитов – суть не изменится. Молодые. Рисковые. Бессмысленно потерявшие единственное, что не купишь ни за какие деньги.
Почему-то мне хочется рассказать об этом Жоре, но находятся причины, по которым я этого не делаю, а вместо этого бормочу что-то несвязное.
- А? – словно просыпается от моего бормотания Жора.
- Странные дни, говорю.
Молчит. Ни один мускул на лице не шевелится.
- Выходные? – ощущаю себя идиотом с этим вопросительным тоном.
Молчит. Через полминуты добавляю.
- Может, это просто я так вовремя приехал…
- Думаешь, здесь хоть что-то меняется? – Жора нервным рывком отводит сигарету от лица. – Здесь постоянно одно и то же. Каждый, блядь, божий день кто-то творит какое-то дерьмо. И живет этим. И радуется. И желаний, кроме как свалить отсюда, у меня нет. Даже трахаться уже неохота здесь. И пить. И гулять. Ничего. Только бы свалить.
- Так в чем проблема?
- Элементарное отсутствие денег, - пожимает плечами. – Или ты считаешь, я такой мудак, что не понимаю, что нужны бабки на прожить, на снять жилье, на билет отсюда, на расквитаться с долгами здесь, чтобы иметь шанс, в случае чего, вернуться и не получить в голову? Да даже если я возьму и распродам все, что в моей собственности, и сделаю это так ловко, что никто не заметит, там мне жить наверняка будет не на что. Я это вижу. Абсолютное большинство здесь живущих – нет. Они живут от зарплаты до зарплаты, и их это устраивает. А я, честно говоря, от этого устал. Но здесь нет никаких шансов. Круг за кругом – одно и то же. А после окончания очередного круга ты просто умираешь. И никому нет дела. Думаешь, мне это нравится?
- Не знаю, - честно отвечаю. – Я, наверное, не знал тебя слишком долго. Я многого не знаю. Я многого не видел.
- Ну да. Давай начистоту – я также выживаю от сих до сих. И я сгнию, как все прочие, если не сделаю рывок. Поможешь мне там, у себя? Разумеется, не за просто так, а с расчетом.
Смотрю вглубь темного, слабо освещенного двора. Я когда-то уехал из этих дворов к другим, более светлым. У меня не было состояния в карманах, но у меня были накопленные за годы по мелочи средства, была уверенность в себе и была гипотетическая возможность вернуться в родной дом. Кто-то может сказать, что это, наоборот, ослабляет. Но ни черта подобного я не ощутил. Если бы я психовал из-за того, что мне некуда идти в случае провала, кроме как бомжевать на вокзал, я бы точно слетел с катушек и ничего не добился бы. Шанс на поддержку необходим всегда. Вдалеке едет электричка. Стучит. Гудит сигналом. Ее вой проникает в глубины моего сознания, и я снова ощущаю, что где-то рядом мой поезд. Тот самый поезд…
- Гроздьями обещаний я тебя закидывать не стану, - наконец, отвечаю.
После всего увиденного и услышанного, я начал понимать Жору. Я увидел его причины и его жизнь. Я вижу, почему ему не оторваться от этого источника липкой, гнилой слизи, крепко удерживающей людей здесь. И, к тому же, я знаю, на чем я заработал первые настоящие деньги, которые помогли мне поверить в себя. Знаю, что, наверное, чья-то жизнь на этом моем заработке могла пойти под откос. Кто-то перекрылся или просто стал зависимым. Мало ли.
- То, за что тут живут месяц, у тебя там – сраное подаяние, которого не хватит и на неделю полноценной жизни, - полушепотом произносит Жора.
- Ладно. Позвонишь мне.
Достаю мобильник, намекая на то, что пора, наконец, обменяться номерами.
Жора затягивается. Выкидывает сигарету. Лезет в карман.
Справа доносится шорох, и жорина рука машинально падает вместо кармана с мобильником на «травмат». Спустя секунду, от дорожки, проходящей через двор, к нам подходит тот же старик в куртке-пальто. Немного дрожит. Мне кажется, будто он стал меньше ростом.
Жора вздыхает и достает мобильник, качая головой.
- Господа, прошу простить, но не поможете ли вы ветерану Второй Мировой – со стороны Союзников, разумеется?
- Господи, блядь, может, ты и в Куликовской битве участвовал? – отчаянно стону я.
Старик смотрит на меня как-то придирчиво, с укоризной, но все также безнадежно качает головой, запахивает зачем-то заново полы то ли куртки, то ли пальто и молча уходит, даже не сокрушаясь.
Жора приподнимает мобильник, показывая готовность записать номер.
Я прошу Жору подвезти меня к дому Лизы. Он пытается что-то на это возразить, но как только я в жесткой форме требую объяснений, соглашается. Прошу его подождать. Кивает. Захожу в дом. Пятнадцатая квартира. Деликатно стучусь, потому что уже относительно поздно. Конец детского времени, так сказать. Решаюсь нажать кнопку звонка. На это раз, мне отвечает только едва различимый шорох за дверью. Хочу как следует постучаться, но внутри меня что-то срывается, и я разворачиваюсь и ухожу. По дороге ударяю кулаком по перилам лестницы, зная, что вибрация от нее наверняка пройдет по батареям этого стояка. Пусть пугаются. Раздраженный и обозленный за такое отношение, пусть и заслуженное, возвращаюсь в «волгу».
- Где живет Ира, знаешь?
- Допустим, - кивает Жора.
- Высади меня за три квартала.
- Без проблем, - Жора не сильно ободрен, но уже спокоен.
Набрав матери смску «Все в порядке. Пока сильно занят. Буду ночью. Ложитесь, утром поговорим», ищу номер Иры и набираю. Она берет ожидаемо быстро.
- Привет.
- Приве-ет, - у нее удивительно гнусавый голос, но это касается только телефонного варианта.
- Ты дома?
- Ну, да. Хочешь зайти?
- Ага. Поболтать.
- Слушай… - изображает серьезность и занятость. – Ну, а ты через сколько будешь?
- Минут через… - прикидываю. – Минут через двадцать нормально?
- А ты знаешь, где я живу?
- Ну, да. Ты же говорила, - вру.
- Ну, хорошо… - немного смущена. – Как раз успею закончить дела, - хихикает. – Жду.
- Хорошо.
Странное, приторное послевкусие разговора. Мне нужно около десяти минут, чтобы медленным шагом дойти до нее, но я хочу просто подышать воздухом, уложить в голове все, что в нее стукнуло за последние сутки. И это оказывается делом довольно трудным. Разрозненные факты разлетаются во все стороны. Похороны Толика и мое возвращение в Питер должны идеально совпасть по времени. Я не смогу пойти туда, даже если кто-то меня призовет. Впрочем, всем плевать. Кроме, разве что, плаксивой гришиной девушки, которую я не отказался бы поиметь в коленно-локтевой позе. Не заняться с ней сексом, или, как принято говорить, любовью, не совершить акт совокупления, даже не трахнуться. Именно поиметь ее. Черт, я ловлю себя на мысли, что режим половой жизни, который устроила Лена, здорово давит мне на психику. Но я всегда предпочитал здоровый, стабильный секс с одной девушкой каким-либо судьбоносным блядкам. И с этого трудно переориентироваться. Возможно, у меня просто никогда не было времени искать новых партнерш. Почему-то у меня перед глазами всплывает программа о мумификации с какого-то канала типа «дискавери». Точнее – одна ее сцена, где показывают, как теряет все, кроме скелета, одиноко лежащий труп крысы. Как редеет шерсть. Как исчезает плоть. Как с многолетними переменами дня и ночи рассыпается в прах скелет. Мысли об этом оказываются так сильны, что я испытываю жуткий страх, и меня тянет пойти к Ире – просто чтобы не быть одному.