Лиза подходит ко мне на кухне, и я едва не отталкиваю ее от неожиданности. Потом обнимаю. Стараюсь сосредоточиться на своем безразличии. Пока не очень удачно, и у меня плавно, неторопливо встает. Внизу шумно. Только что утихли мощные удары. Удары по дверному косяку – это было ясно по распространению звука. Два часа ночи.
Через какое-то время раздаются крики. Они затухают. Потом снова появляются в районе подъезда. Я смотрю из окна кухни вниз. Около подъезда стоит микроавтобус. Люди в черной форме заводят в него источник крика. Некоторое время осматриваются. Садятся, закрывают двери и уезжают.
- Жутко как, - бормочет Лиза и прижимается ко мне.
- Бывает.
- Скажи, что у нас все будет хорошо.
- Ну… знаешь…
- Нет, ты просто возьми и скажи, не надо больше ничего.
- Да, милая, - вздыхаю. – У нас все будет о т л и ч н о.
Она целует меня в шею.
- Я в постель.
- Ага. Скоро буду.
Продолжаю смотреть в окно. Ухоженная клумба. Недавно поставленные по команде какого-то депутата скамейки, на которых еще сохранились надписи о том, что это за депутат.
Завтра из отпуска приедут родители Лизы, и квартира станет недоступна для свиданий. Но это уже неважно. У меня в сумке дома лежат билет и необходимые вещи. Я представляю себе сумку. Ее вес, объем, содержимое. Я перемещаю в ней с собой все материальное наполнение жизни. А эта девочка считает, что главное в этой жизни – она.
Мало ли.
Ира одета в домашний халат до колена, и в нем она не кажется непропорциональной и уродливой. Это значит, что лучшее в ее пышных формах сохранено. Почему это меня должно беспокоить?
- Привет. Извини, что с пустыми руками.
- Глупости, - махает рукой. – Проходи.
Ее грудь придержана в тонусе, что расшифровывается как наличие лифчика, но наличие остального нижнего белья под вопросом. Волосы немного влажные. Принимала душ. И начала его принимать, вероятнее всего, после звонка. В комнате, куда она меня проводит, на журнальном столике стоят вино, пара крупных бокалов для красного и что-то из закуски, что я старательно игнорирую. Как ни странно, я совершенно не голоден.
- Подождешь немного – я подсушу волосы, ага?
Игривое «ага» едва не вызывает у меня приступ истерического смеха. Киваю.
- Я присяду?
- Разумеется.
Бутылка на столе снабжена этикеткой, гласящей «IНКЕРМАН». Красное полусухое. Середнячок для этой местности. Бокалы довольно тонкого стекла. Марку не распознаю. Вроде не «Pasabahce», и на том спасибо.
Ира возвращается довольно быстро, и шум фена откуда-то то ли из ванной, то ли из кухни не успевает мне надоесть. Я изучаю содержимое серванта и поражаюсь тому, как спокойно мне стало здесь.
Голубой банный халат, перепоясанный кушаком, неплохо лежит на ее сильно попорченной неправильным питанием фигуре. Мне кажется, у нее шестой размер груди, ее волосы все еще не совсем сухие и вьются, ее лицо украшено тушью и губной помадой, что входит в некоторый диссонанс с тем, что она не успела высушить волосы. Помада бледно-красного цвета – она явно старалась не переборщить, выглядеть вроде как естественно, обыденно, но пробелы в ее плане слишком очевидны. Господи, о чем она думает, подходя сейчас и садясь рядом? О чем я думаю, глядя на ее пухлые ноги, оттопыренный зад, заметно обвисший животик, выпяченную, хотя и без того заметную грудь под халатом?
- Быстро нашел?
- Ну да. Края-то родные.
- Выпьем? – скромно предлагает, взглядом давая наводку на бутылку.
- Ну, не смотреть же, - улыбаюсь.
Хихикает. Передает мне бутылку и вытянутый из кармана штопор.
- Джентльмен, - кивает.
- Честь для меня, - ухмыляюсь и открываю бутылку; разливаю по бокалам.
Мы болтаем минут десять, пропускаем по паре полупустых бокалов, и я узнаю, что Ира работает в местной «Пятерочке» продавщицей, и что она сейчас одинока и покинута чуть ли не всеми. Такая простая провинциальная девочка. Покатай ее, удели ей хоть минимум внимания – и она твоя. Она просторечна, она запинается, прежде чем заменить предполагаемое матерное слово на приличное. Городские девочки уже давно не запинаются. Большинство. Городские девочки из Культурной Столицы не парятся, потому что у них есть краска, шубки, «айфоны», каблуки и прочие доказательства их красоты и интеллекта. У этой девочки есть гораздо меньше. Но она хотя бы пытается произвести впечатление. Перед глазами картинка – Лена орет на меня матом, что ей надоело мыть посуду, и надо купить посудомоечную машину. Я пропускаю какую-то фразу или вопрос и прошу Иру повторить.
- Ну, я говорю – скука смертная. Сидишь на кассе или ходишь по залу. Скучно.
Она сидит достаточно близко, чтобы я ощутил ее дыхание, и смесь сжеванной перед моим приходом упаковки мятной жвачки и легкого перегара от вина все же не перебивает с концами стойкий запашок сигаретного перегара. Мне почему-то хочется взять ее за горло, ударить об стену и надавать пощечин за это. Плюнут в рот. Ударить об стену лицом.
- Еще? – тыкаю бокалом в сторону бутылки, и Ира несколько стыдливо кивает.
Я делаю ей жестом и мимикой сложный знак – мол, надо расслабиться и продолжать говорить.
- Ну, и гуляю редко. В основном, по выходным.
- С подругами? – я передаю ей вновь наполненный бокал и отпиваю из своего.
- Ну, они тоже, в основном, заняты. Кто где работает. Ни у кого нет времени, - пожимает плечами и нарочито медленно перекладывает ноги, оставляя сверху левую и немного кокетливо шевеля голыми пальчиками с накрашенными ногтями. – Приходится гулять с парнями местными.
- М-м-м, - киваю и продолжаю пить вино, и мой взгляд падает на приколоченную к стене композицию из трех маленьких высушенных роз, под которыми висит какой-то бантик или что-то вроде того.
- Ты только не подумай – я не в том смысле… - она, наверное, краснеет, оправдываясь, но все мое внимание сосредоточено на гербарии на стене, который кто-то когда-то подарил ей и который она хранит, как нечто памятное. - То есть, я просто… ну, гуляю там, болтаю, захожу куда-нибудь посидеть.
- Господи, ну, конечно, я ничего такого не подумал. Ты хорошая девочка, я это прекрасно вижу. Без вариантов. Ты очень спокойна и сдержана. Это редкость в наше время, - святая белая ложь из моих уст; прикидываю, кто мог подарить ей эти цветы и когда.
- А как там у тебя, ну…- мнется, осторожничает,- …в Питере?
- Тоскливо, - качаю головой, стараясь оторваться от букета и ощущая, как мир вокруг покачивается. – Сыро. Не так, как хотелось бы, зачастую.
- Угу, - облизывает губы и тупит взгляд, когда я снова смотрю на нее.
- Так часто бывает.
- Тут чаще, - качает головой, смотрит куда-то сквозь стену; поправляется. – Мне кажется, тут чаще.
- Не скажи, - отпиваю, стараясь не смаковать изысканный вкус. – Там ждешь больше, а получить можешь ни хрена.
- Ну да, - с горечью в голосе. – А тут всю жизнь ничего не ждешь.
- Ну, у тебя, по крайней мере, есть жилье и работа.
- Жилье от повесившегося отца и умершей от рака матери, - голос вскакивает, но тут же возвращается в норму. – А работа…
Никак не комментирую. Излишне. Она, по крайней мере, осознает. Это уже неплохо.