- Серьезная. Надо поговорить.
- Или в двух словах или пошел ты…
- Алессио убили.
Бросает трубку.
Пытаюсь переварить последние слова. Может, это сон? Но во сне ты не можешь подумать, что это сон. Так ведь?
Алессио…
Кладу мобильник в карман.
Ищу ключи от «ягуара». Не нахожу.
Хватаю ключи от «бэхи».
Ухожу.
- Так просто, - добавляет Мик к своему рассказу.
Пытаюсь разложить все по полочкам. Не выходит.
Алессио – единственный из нас, кто уже получил образование, причем в LSE, в Лондоне…
Алессио – единственный из нас, у кого уже есть работа – в штате компании его отца…
У Алессио все круто. Он не мог умереть.
- Артур звонил, - подходит вылезший из своего «гелика» Вик. – Собираемся.
- Он… - Мик сглатывает. - Все?
Вик кивает. Достает пачку сигарет.
Позже, мы сидим за столиком в «Крыше мира». Я, Вик, Рома «Макс» - один из владельцев того клуба, Женя, Мик и брат Алессио – Артур. Какое-то время обсуждаем все, что видели этим вечером у клуба. Лица, события. Но я видел мало, и мало же говорю. Артуру нужно выяснить, чья это была провокация. Наверняка. У него будет немало дел теперь на этой почве. Алессио был слишком глубоко в определенных кругах. Так ему было привычно. Так он оказался в морге. C’est la vie.
Мик основательно принял. Теперь говорит, в основном, он.
- Ты не представляешь мир без себя. Но вот прикинь – ты исчезаешь, а мир существует. Ты превращаешься в твердый камень, а мир все тот же. То есть, вообще тот же. Просто… Миру по хуй на тебя.
Его речь обрывается. Молчим. Вик сидит, прикрыв рот рукой. Смотрит в никуда. Рома и Мик молча курят.
– Нас было пятеро, - говорит Артур; у него крупные брови, крепкое угловатое лицо, черные волосы; все полно напряжения.
Все обращают взгляды на него.
- Пятеро, - повторяет. – Пять братьев. Я старший, он поменьше, остальные младшие.
Никто не вставляет ни слова.
- Трое попали по глупости. Играли лишнего, - продолжает. – От него никто не ожидал. Я не знаю, как сказать отцу. Мне просто нечего сказать. Я виноват.
- Виноваты эти пидоры… - замечает Рома, но не заканчивает фразу.
- Нет, - качает головой Артур. – Они просто умрут. А мне с этим жить, - твердо, без тени сомнения.
Смотрю на часы.
23:30
Все разъезжаются спустя еще полтора часа коротких пустых разговоров. Я какое-то время сижу в машине. Не решиться, куда ехать.
Уже достаточно темно, чтобы на улице было уютно для одиночества. Когда у тебя под рукой огнестрельный «ствол», всегда уютно.
Я не заметил смски.
Юля из универа.
«Привет. Может, поговорим? Как у тебя? Слушай, может, просто встретимся? Поболтаем?»
Ей не спится. Странно.
Время, конечно, детское. Но неужто ей нечем заняться сейчас, кроме как писать чуваку, у которого все в жизни в порядке, и которого она видит раз в три месяца? И с которым, кстати, у нее был всего один живой разговор на отвлеченную тему.
Закрываю глаза.
Что-то внутри начинает перечислять. Пункт за пунктом. События. Имена. Лица. Тусовки, люди, чувства, объяснения. Чего-то не хватает.
Почему она там?
Почему она не отвечает?
Мне нужно быть спокойнее. Мне нужно воспринимать все проще. Я слишком молод, чтобы…
Почему я не могу найти ее?
Почему я здесь?
Хватаюсь за руль. Смотрю вперед. Я готов к рывку. Но куда?
Завожусь и еду к одному знакомому дилеру. Он живет практически рядом. Интересный чувак. Бисексуал, порноактер, музыкальный продюсер и дилер. Всегда жизнерадостный.
Сижу с ним в его квартире. Недолго болтаю «за жизнь». Объясняю, что мне нужно. Он говорит, что это не проблема и задает вопрос о расчете. Проблема, конечно, снимается мигом.
Передает мне смесь.
Жму руку.
Уезжаю.
Я где-то в области. Остановившись у обочины, перелезаю на заднее сиденье и выдвигаю столик для пассажира.
Первая, вторая, третья, четвертая…
Пока хватит. Схватит за минуту. Дилер обещал, что смесь будет работать, как минимум, пятьдесят минут. При восприимчивости – больше. Но я слишком привык, чтобы иметь восприимчивость.
Я задерживаю дыхание на несколько секунд. Инстинктивно. Становится горячо. Я с воем, даже с визгом выдыхаю. Мысли роятся где-то во лбу, в затылке. Грызутся в переносицу. Мне не терпится. Я должен двигаться.
Какой-то придорожный магазин. Уже поздно. Продавщица – неопределенной национальности хабалка, - говорит мне, что продажа спиртного до 11 утра закрыта. Но когда я кидаю ей на стол десять рыжих бумажек и говорю, что за это я хочу бутылку «хеннесси», ее глаза чуть не вылазят из орбит. Вид у меня, полагаю, такой, что на проверяющего я не потяну, будь у меня хоть десять «корочек» в кармане.
Все продается. И все продаются.
Это круто!
Сейчас мир полон вспышек света. Из-за этого трудно вести, но я справляюсь. Навстречу несется какая-то гора или скала – черт его знает, - с четырьмя огромными слепящими софитами. Мне смешно, и я придвигаюсь так, чтобы оказаться напротив света. Звук ревущего сигнала пугает меня, и я едва не теряю управление. Но не отпускаю «тапку» газа, а просто дергаюсь вправо. Цепляю обочину. Грохот.
Плевать. Выравниваюсь.
Но мне не круто, на самом деле. Не знаю, почему.
Пятая, шестая, седьмая, восьмая…
Сейчас должно прийти. Вот-вот, вот-вот…
Есть!
Меня схватывает. Кавалькады огней. Скорость света. Я – фотон. Я – высшее существо. Я – истина в последней инстанции.
Я куда-то сворачиваю. Впереди странные силуэты. Дома? Заводы? Концлагерь?
Под Москвой?
Что он туда намешал?
Ударяю в тормоз. «Бэха» визжит, шокировано урчит двигателем, разносит горы пыли и грязи вокруг. Стоим.
Сердце пытается пробить ребра. Я взвизгиваю, ударяю ладонями по рулю. Выбегаю наружу. Смотрю вокруг. Кричу. Просто открываю рот и даю огню вырваться из него. Огню, что горит внутри.
Сажусь рядом с машиной. Надо отдышаться.
Черта с два!
Я позвоню ей.
Я позвоню своей невесте, мать ее. Пусть она знает!
Мобильник выключен. Хрен с ним.
Девятая… господи, как тяжко… десятая…
Каждая косточка тела стала независимой. Меня несет куда-то еще. Открываю все стекла. Хочу разбить лобовое. Но машину подарил папа. Когда-то давно. Ее нельзя ломать. Символически. Несусь дальше. Немного охлаждают встречные потоки. Включаю музыку на полную. Что-то из тяжелого рока. Из металла. Ню-металл.
Я все знаю и все могу. Но почему я не могу даже дозвониться?
Смска.
Бью по тормозам. Не смотрю на дорогу. Читаю.
Юля.
«Извини, что я тебя опять беспокою. Ну, как ты? Сильно занят? О тебя доходили смски?»
Боже, девочка, ну я не могу! Понимаешь? Понимаешь ты? Я просто не-мо-гу! Никак! Нет! Почему? Не знаю! Просто не могу!
Забываю об смске. Отправляю тарабарщину на все контакты Кати – «вконтакте», «фейсбук», «твиттер», еще куда-то… Хоть что-то она должна прочесть! Хоть что-то!
Не смотрю на дорогу. Что-то твердое ударилось справа о кузов и отлетело. Плевать. Ноет рука, раздражает все. Свет окон. Свет фар. Гудение приборов. Все превращается в туман, и давление вокруг возрастает. Почему я так обостренно все чувствую? Странный вопрос. Пора замедлиться. Открываю «хеннесси» и пью, проливая на себя. Сладкий вкус. Нежный. Сука, ненавистный!
Глубокая ночь. Въезжаю в какой-то поселок. Одноэтажные дома. Скудное освещение.
Смотрю на часы.
2:09
Дощатые домики. Длинные. Тишина. Где-то неподалеку – какие-то железнодорожные пути, строительный кран, звук тяжелых механизмов. Где я – не столь важно. Сворачиваю влево, чтобы не приблизиться к домам, в которых, наверняка, есть люди. Мне не нужен никто. Наверное. Мобильник молчит. Так безумно долго!
«Бэха» пытается взлезть на кочки, перебраться через грязь, отплевывается месивом из глины и камней. Едва не цепляется за огромный спиленный ствол дерева, лежащий на открытой местности. Ревет, рычит и фыркает. В конечном итоге, я отчаиваюсь. Отпускаю педали, открываю дверь и выхожу. В одной руке – мобильник. В другой – пузырь «хеннесси». Шокировано смотрю вперед. Огромная гора. Гора камней. Точнее – щебня. А за ней – еще одна. Только та уже из чего-то помельче. Дробленый щебень?