Выбрать главу

На самом деле, он помнил. Хмель начал освобождать его голову, мысли становились все более ясными.

Самокат появился у него, когда умер отец. В тот день Дима вышел во двор и увидел его висящим на яблоне. Он видел эту картину перед глазами бессчётное количество раз, прежде чем она стала размываться. Цветущая белая яблоня и отец. Красная лента на фоне белых цветов. Его пятый день рождения.

В тот день ему подарили самокат. Блестящий зеленый корпус, новые колеса с узором, как у настоящей машины.

 «Это не может быть тот самый самокат, точно не может. Так не бывает. Я же сам сжег его. Я видел, как плавится его корпус.
Как черный дым застилает всю улицу. Я сжег его. Я его уничтожил».

По спине Димы пробежал неприятный холодок. Нужно было дойти до коридора и проверить. Всего лишь пара шагов.

«Чем я думал, когда увидел его во дворе. Что со мной было? Разве я мог не вспомнить о том, чего боялся всю жизнь? Зачем я взял его? Будто провал в памяти. Проклятая выпивка. Может, я и взялся за нее, чтобы не помнить больше ничего. Ничего и никогда».

Он встал с постели и поправил Севе одеяло. Шаг. Второй. Третий. Коридор.

На мгновение ему показалось, что он вернулся в детство. Торт с пятью свечками. Самокат. Отец и яблоня. Красный бантик, повязанный на руль самоката. Красная лента, повязанная на ветку яблони.

Дима наклонился к самокату и отодвинул подарочную ленточку.

«Ну привет, тварь».

Три маленьких черных шестерки были на руле, под бантиком, там, где они были всегда. И тогда тоже.

« И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя.

И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их,

и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его.

Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть».

Откровение Иоанна Богослова. Слова, которые он знал наизусть большую часть своей жизни. Слова, с которыми он познакомился, когда впервые победил тварь.

Сердце бешено заколотилось. Нет, только не в этот раз. Только не с его семьей.

Он избавится от этой твари, чего бы ему это не стоило.

Дима вернулся в комнату и тихонько оделся. Поцеловал сына и вышел в коридор. Самокат в свете ночника поблескивал еще сильнее, чем вечером.

Он открыл входную дверь, взял самокат в одну руку и вышел в подъезд. Первый лестничный пролет. Второй. Третий.

Руку нестерпимо зажгло. Дима сморщился от боли, обмотал руль самоката кофтой и побежал вниз. Четвертый пролет. Пятый. Когда он приблизился к выходу, металлический корпус самоката раскалился до предела и стал полностью красным.

- Забери его! Забирай свой подарок! – Дима швырнул самокат в сторону качелей на детской площадке. – Бери!

Качели не двигались. Самокат на детской площадке казался обычной забытой детской игрушкой.

Дима снова поднял его на руки и понес к мусорным бакам. Выбрал пустой, с силой швырнул самокат внутрь и чиркнул спичкой.

«Гори-гори ясно. Чтобы не погасло».

А потом он побежал. Он отдышался только после того, как закрыл за собой входную дверь. Как дошел до комнаты и уснул, он не помнил.

Утром его разбудил визг жены. Дима сорвался с постели и вбежал в спальню Марины.

Белое и красное. Красная лента на белой яблоне. Лужица крови растеклась по белому ламинату.  Марина качалась, обхватив голову руками.

Рядом с ее диваном стоял новенький, блестящий самокат.

Часть 4

- Марина, ты что делаешь? Марина? – Дима в два шага преодолел расстояние до стула, на котором стояла жена, взял ее на руки и донес до дивана.

- Хотела повесить новые шторы, вот и все, - Марина говорила несколько заторможено, хотя обычно они не могли общаться спокойно, каждый разговор перетекал  в выяснение отношений. – Купила новые шторы. Красивые. А ленты, - она махнула рукой на обрезки красных лент, упавших на пол, - они для украшения. Я уже привязывала последнюю. Вон туда, наверх. Хотела обрезать нитку. Что-то толкнуло меня.  Мне так больно.

Марина плотно прижимала ладонь к левой половине лица. Дима аккуратно взял ее руку в свою и отвел в сторону. Кровь закапала сильнее.  Часть мочки отсутствовала, ножницы валялись на полу.

- Держи так! – Дима быстро стянул  с себя футболку и приложил к уху. – Сейчас обработаю рану.

Марина была словно в трансе.

- Черт, что, дома никакой аптечки? – Дима вышвырнул все барахло из ящика стола, в котором раньше были хоть какие-то лекарства.