Выбрать главу

 С момента обрушения дома прошли сутки. Сева упал с самоката и вспорол руку об острый камень совсем незадолго до падения дома. Дима дополз до него, не чувствуя ног,  подозвал спасателей. В больницу их везли вдвоем. Сейчас вдоль всей  правой ручки Севы красовался свежий шов. Доктор сказал, что шрам даже после заживления останется на всю жизнь, но для парня это не проблема. До свадьбы заживет. А вот он сам…чувствительность в ногах так и не восстановилась. Нервное потрясение, так они это называют.

Их больничные койки стояли рядом. Дима боролся со сном, пытаясь дождаться, когда Сева очнется после наркоза.

Марина за все это время так и не появилась в больнице.

Марина…что с ней происходило, Дима не понимал. Они почти не общались, перекидываясь лишь парой дежурных слов. Редкий день обходился без скандала.

В последнее время она сильно отстранилась и от него, и от сына. У них и раньше были проблемы, как он считал, большей частью из-за его взаимоотношений с алкоголем. Из разговоров с Севой было понятно, что она почти все время выглядит очень уставшей и лежит на диване, закрыв лицо волосами. Создает видимость присутствия.

Что стало с его Мариной…Ее будто подменили. Как же ему хотелось вернуть все назад…

Сон брал свое, веки становились все тяжелее и тяжелее.

Перед глазами всплыло воспоминание об отце, стоящем на развалинах.

«…и сделались жестокие и отвратительные гнойные раны на людях, имеющих начертание зверя и поклоняющихся образу его»

Отца на развалинах сменил диктор, который в сотый раз повторил: «Официальная версия – взрыв бытового газа».

«…и сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор, как люди на земле».

Марина. Его Марина. Подменили. Нужно было все ей рассказать,  нужно рассказать ей все про отца, про самокат, про человека на качелях.

Рассказал бы той Марине. Этой не хочется ничего говорить. Часы дурацкие, полная безвкусица.

Дима положил руку себе на голову. Кажется, жар. Очень жарко.

Крутится на языке и вот-вот сорвется. Сорвется и встанет на свои места.

Из полусна его выдернул посторонний звук в палате.

Марина. Она стояла к Диме спиной, склонившись над спящим сыном.

Часть 7

- Марина? – Дима чуть слышно зовет жену.

- Да, милый, все хорошо. Я пришла навестить вас. Она стоит перед ним в черном плаще, вьющиеся каштановые волосы падают на плечи. Красивая.

Марина говорит так, как не говорила с ним уже давно – в ее голосе неподдельная нежность и забота.

- Почему ты не пришла раньше?

- Мне нездоровилось.

Марина оборачивается и смотрит на Диму. Это она. Его Марина. Та, которую он знал раньше.

Марина достает из сумки какую-то банку, открывает ее и набирает жидкость в столовую ложку.

- Бульон. Пей.

Он сжимает губы, но они не слушаются. Марина вливает густую, липкую жидкость ему в рот. Он послушно глотает.

Марина прикладывает палец к губам. Тсс.

Она берет черный пакет и погружает в него правую руку. Часы. Достает часы с зайчиками, те самые, из детской.

- Что ты делаешь? – Дима щупает свой лоб рукой. Жар. Холодные пальцы почти шипят, соприкоснувшись с его головой, будто лед плавится на поверхности печи.

- Они должны быть здесь. Так надо. Надо для нашего мальчика.

Она достает из пакета молоток и гвозди.

Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть.

Шесть гвоздей.

Прибивает их над кроватью Севы. Пять вершин звезды. Одна в середине. Не такая звезда, как рисуют дети. Она вверх ногами.

«И сказал мне Ангел: что ты дивишься? Я скажу тебе тайну жены сей и зверя, носящего ее, имеющего семь голов и десять рогов».

- Что ты делаешь? – Дима хочет сказать это вслух, но с губ срывается только шипение. Он тянет к ней руки. Пытается встать со своей кровати. Тело не слушается. Будто пригвоздили к простыне. Жарко.

Она берет часы с зайчиками и прикрепляет их на прибитые только что гвозди.

Зайчики смотрят друг на друга черными глазками-пуговками и улыбаются. Они берут в лапки нарисованные молоточки и начинают бить ими по наковальням. Тук-тук. Тик-тик. Стрелки часов бегут по кругу, все ускоряясь.

Зайчики смотрят на Севу и улыбаются.

Дима пытается встать с кровати. Ноги будто сделаны из ваты. Мысли становятся вязкими и неподвижными. Он просто наблюдает за происходящим.

 «И услышал я иной голос с неба, говорящий: выйди от нее, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах ее и не подвергнуться язвам ее».

Он смотрит на окно палаты. Скрип качелей. Очень знакомый скрип.

Он еще раз щупает голову. Такая горячая, какая же у него температура?