И тут… как по расписанию, началось.
Начали двое. Те, что должны были. Которые были посвящены. Остальные же, увидев такую веселуху немедленно «подхватили». Благо за выпивку «добрые люди» уже давно заплатили. Можно было и «размяться». Что характерно, отключившегося, от изобилия выпитого, попа не трогали. От чего тот расслабившись скользнул под стол и там успокоился окончательно. Но такое явно не входило в расчёт. Пора было вмешаться.
Благо как раз некая туша пролетев половину помещения трактира смачно врезалась в тяжёлый стол, за которым сидел Григорий. Изображая крайнее возмущение за опрокинутую на землю еду, Григорий выбрался из за стола, закатал рукава и со смаком вступил в общее махалово. Впрочем, много он не намахал. Пропустив в нужное время удар в корпус, он отлетел в сторону лежащего под столом попа. Подскочил. Отправил в полёт подоспевшего обидчика и посмотрел под ноги «узнавая».
— Ах ты рожа сатанинска! — злобно взревел Григорий как мешок вздёргивая в стоячее положение так и не пришедшего в себя попа. — Вот тебя-то я и искал!
При этом свёрнутые трубочкой листы «рукописи» аккуратно и незаметно скользнули попу за пазуху.
Григорий встряхнул за грудки своего противника. Тот замычал и попытался разлепить глаза, что ему хоть и с трудом, но удалось. Увидев пред собой незнакомого собрата по культу, он непонимающе уставился на него, однако уже в следующий момент полетел на пол заполучив смачный хук слева.
Расчёт оказался верным.
Слабо перевязанный свёрток выскользнул из-за пазухи злополучного попа, развернулся и красиво, веером, рассыпался по полу.
Пока поп мыча что-то невразумительное катался по полу и пытался подняться, под ногами дерущихся, хотя бы на четвереньки, Григорий метнулся вперёд и сцапал нужный листик.
Это тоже входило в расчёт.
Сделав вид, что вчитывается, Григорий пошевелил губами, как будто повторяет про себя каждое слово. Но через пару мгновений он взревел как буйвол и воздел как знамя тот листок.
Подойдя к причитающему хозяину, он всучил ему в руки уже слегка помятый лист со словами: «В полицию! В Синод!». Затем вернулся к так и не вставшему даже на четвереньки попу. Перевернув его лицом к себе он стал старательно наводить на его физиономии фиолетовые разводы синяков. Бил, ясное дело не настолько сильно, как мог. А только бы синяки на харе остались. Хотя и сильно руки чесались приложить «от души». За всё то, что этот хмырь им доставил.
И вот в таком положении, — оседлавшим попа и с широким замахом немаленького кулака, его застаёт ворвавшаяся в трактир полиция.
Драка прекратилась как по волшебству. Драчуны разлетелись по углам и со страхом стали ждать продолжения ибо на лицах полиции явно читался праведный гнев.
И вот в этой наступившей тишине раскатились слова Григория:
— Благочинный мя убьёт!.. И прав будет!
Но неподвижным он находился от силы секунды три. Чтобы запечатлиться в мозгах прибывших. Вскочив на ноги и заревев как раненый бык, Григорий, неожиданно для всех, рыбкой сиганул в окно. Закрытое, естественно.
Осколки рамы и стекла с весёлым звоном и треском полетели наружу сопровождая нестандартно поджарое тело «попа». И только уже в полёте «поп» сообразил, куда он летит. А летел он в ту самую лужу, состоящую из дерьма и конской мочи!
Представив как он будет благоухать после, и насколько легко его будет по этому амбре найти, Григорий отчаянно извернулся в воздухе. Как ни пытался, одна рука и изрядная часть спины всё-таки попали в вонючую жижу. Кувыркнувшись вдоль берега грандиозного разлития нечистот, «святой отец» едва став на ноги, пока полиция пребывала в ступоре, от такого поведения обладателя рясы — резво рванул в сторону того самого прохода между домами, откуда он недавно появился.
Однако, и тут пришлось спрямлять пути. Также рыбкой перелетев через низкий забор он рванул напрямки через чей-то двор.
Навстречу, из-за поленницы выкатилась давешняя шавка с истошным лаем и, как в первый раз, попыталась цапнуть за штанину. Но получив снова по зубам сапогом и опять побыв слегка птичкой, ретировалась с визгом.
Новый прыжок через заборы и он оказывается в очень удобном месте — в зарослях бурьяна. Тут он, оглядевшись быстренько сдирает с себя рясу, не утрудившись её снять как полагается, раздирая в клочья прямо на себе, и притыкает в какую-то неприметную щель.